Каролина кивнула, с удовольствием опираясь на его крепкую руку. Она была рада тому что он рядом, – и невероятно вымотана рваным ритмом их жизни. Больше всего на свете ей хотелось завтракать с ним каждое утро, ужинать каждый вечер и чтобы просыпался он рядом с ней, а не в похожих как близнецы гостиничных номерах за сто, за пятьсот миль от родного дома.
– Я по тебе так скучаю, – тихо произнесла Каролина. – Только и всего.
Феба с Робертом шли впереди, держась за руки. Каролина смотрела на свою дочь. На ней были темные перчатки и шарф – подарок Роберта, – свободно обернутый вокруг шеи. Феба хотела выйти замуж за Роберта и в последнее время только об этом и говорила. Линда, директор интерната, предупредила: «Феба влюблена. Ей двадцать четыре, у нее несколько позднее развитие, но она начинает осознавать свою сексуальность. Нам с вами следовало бы это обсудить, Каролина». Но та, не желая замечать происходящих изменений, все откладывала беседу.
Феба шла, слегка наклонив голову, полностью погрузившись в разговор; время от времени из полумрака неожиданно доносился ее смех. Каролина, радуясь счастью дочери, мысленно перенеслась на много лет назад, в больничную приемную с хлопающей дверью и поникшими папоротниками, где Нора Генри, сняв перчатки, показывала обручальное кольцо регистраторше и смеялась – точь-в-точь как сейчас ее дочь.
Целую жизнь назад это было. Каролина, по сути, вычеркнула то время из памяти. Но на прошлой неделе, когда Ал еще не вернулся, ей пришло письмо из адвокатской конторы, расположенной в центре города. Каролина, недоумевая, вскрыла конверт и прямо на крыльце, на ноябрьском холоде, прочитала:
Просим Вас связаться с нами в отношении счета, открытого на Ваше имя.
Она сразу позвонила и, стоя около окна и глядя на реку автомобилей, выслушала адвоката. «Нам поручено довести до вашего сведения, что Дэвид Генри, скончавшийся три месяца тому назад, оставил на ваше имя банковский счет…» Каролина крепко прижимала к уху трубку, физически ощущая, как трагическая новость вползает в сознание, обрывает что-то в душе. Редкие, еще не облетевшие с платанов листья подрагивали в холодном утреннем свете. Голос адвоката в трубке продолжал объяснять: счет бенефициарный, следовательно, для доступа к нему не нужно ждать вступления в наследство. Однако назвать по телефону сумму против правил, Каролине придется приехать в офис.
Повесив трубку, она опять вышла на крыльцо, где долго сидела в кресле-качалке, пытаясь осмыслить случившееся. Ее потрясло, что Дэвид решил позаботиться о ней таким образом. Но еще больше потрясла его смерть. Впрочем, что же она думала? Что они с Дэвидом будут жить вечно своими отдельными жизнями, но при этом навсегда останутся связаны той минутой в его кабинете, когда он отдал ей Фебу? Что в один прекрасный день, когда ей захочется, она найдет его и позволит встретиться с дочерью?
Автомобили непрерывным потоком сбегали вниз по склону холма. Растерянная, не зная, что делать, она в конце концов вернулась в дом и собралась на работу, а письмо сунула в верхний ящик письменного стола, к бесчисленным скрепкам и аптекарским резинкам. Вот приедет Ал – вместе и решат, как поступить. Каролина до сих пор ничего не сообщила мужу – он вернулся слишком усталый, – но, даже невысказанная, новость висела между ними, вместе с беспокойством Линды о Фебе.
Свет из окон интерната падал на тротуар, на мерзлую коричневую траву. Толкнув двойные стеклянные двери, они вчетвером вошли в просторный вестибюль, в дальнем конце которого, где для бала устроили танцплощадку, вращался стеклянный шар, разбрызгивая яркие капельки света по стенам, потолку и поднятым вверх лицам собравшихся. Играла музыка, однако никто не танцевал. Роберт и Феба встали поодаль, глядя на свет, скачущий по пустому полу.
Ал повесил пальто и, к удивлению Каролины, взял ее за руку.
– Помнишь тот день в саду, когда я тебя наконец окрутил? Может, научим народ танцевать рок-н-ролл? Не возражаешь?
К глазам Каролины моментально подступили слезы. Она вспомнила бесконечно далекий день, трепещущие листья деревьев, похожие на монеты, яркое солнце и глухое жужжание пчел. Они танцевали на лужайке, а через несколько часов, в больнице, она взяла Ала за руку и сказала: «Конечно, я выйду за тебя замуж».
Ал обвил рукой ее талию, и они вышли в круг. Каролина успела забыть – сто лет прошло, – как слаженно и плавно движутся вместе их тела и как свободно она себя чувствует в танце. Она положила голову на плечо Ала, вдохнула пряный аромат лосьона с примесью машинного масла. Ал прижался щекой к щеке Каролины, притянул ее к себе. Они медленно вращались в танце, и, глядя на них, улыбаясь, потянулись танцевать и другие.
Каролина знала тут почти всех: персонал дневного центра, родителей из общества «Гражданин Даун», обитателей соседнего интерната. Феба стояла там в очереди на комнату: она жила бы вместе с несколькими взрослыми пациентами под наблюдением постоянного воспитателя. Во многом идеальный вариант – относительная независимость для Фебы и хоть какая-то определенность в ее дальнейшей судьбе, – но Каролина не могла себе представить расставание с дочерью. Когда они подавали документы, очередь казалась невероятно длинной, но в последний год имя Фебы в списке неуклонно ползло вверх. Вскоре Каролине придется принимать решение. Но сейчас она увидела счастливо улыбающуюся Фебу с ярко-красными заколками в тонких волосах. Смущаясь, та вышла в круг с Робертом. Каролина протанцевала с Алом еще три танца – закрыла глаза, от всего отрешилась и позволила ему вести. Он двигался плавно и уверенно, и ей казалось, что музыка струится прямо сквозь нее. Голос Фебы оказывал на Каролину такое же действие: услышав ее чистое пение, разносящееся по дому, она замирала посреди любого занятия и стояла неподвижно, чувствуя, как мир вливается в нее, будто свет. «Хорошо», – пробормотал Ал, притягивая Каролину еще ближе, тесно прижимаясь щекой к ее щеке. Когда заиграл быстрый рок и они решили отдохнуть, он не отнял руки от ее талии.
У Каролины немного кружилась голова. Она по давней привычке осмотрела комнату, разыскивая взглядом дочь, но не увидела ее. Душу царапнули первые песчинки беспокойства.
– Я послала ее за пуншем, – крикнула Линда с другой стороны стола и обвела рукой сильно поредевшие на столах закуски: – Грандиозный успех, Каролина! Даже печенье заканчивается!
– Я принесу! – Каролина ухватилась за предлог найти Фебу.
– Ничего с ней не случится. – Ал поймал жену за руку и потянул к свободному стулу рядом с собой.
– Я быстро, только проверю.
Все еще чувствуя на коже прикосновение руки Ала, она прошла по ярко освещенным, но пустым коридорам, спустилась по лестнице в кухню, толкнула одной рукой металлические двери, а другой потянулась к выключателю. Вспыхнувший флуоресцентный свет высветил их, как на фотографии: Феба в цветастом платье, прижатая к столу, Роберт обнимает ее, его ладонь скользит вверх по ее ноге. В то мгновение, пока они еще не повернулись к ней, Каролина увидела, что Роберт собирался поцеловать Фебу, а она тянулась поцеловать его в ответ, – Роберта, свою первую настоящую любовь. Ее глаза были закрыты, лицо светилось.
