Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Малая часть души новгородца возмутилась той радости, с которой воображение парня живописало полет стрелы и попадание в цель. Но большей частью он уже не разделял себя с оружием. Дрожал вместе с товарищами в ожидании, когда же сильные пальцы лучника пробегут по торчащим наружу перьям и выберут того счастливчика, кто станет первым…
— Товсь! — донеслось издалека.
Лучник затоптался на месте. Наверное, ищет сейчас хороший упор для ноги, натягивает тетиву на лук. Сгибает и разгибает пару раз оружие. На пробу.
«Выходит, атака нормандских рыцарей вновь захлебнулась? И саксы встали насмерть на вершине холма? Что ж, самое разумное, что Гарольд может сделать, потеряв правое и левое крыло войска, это уйти в „глухую“ оборону. Сомкнуть щиты, попробовать восстановить часть палисада и ждать. Выстоит до сумерек, считай — не проиграл. Хотя и не победил тоже. Но в его положении сохранить хотя бы треть собранных бойцов равнозначно победе. Глядишь, подоспеют Эдвин и Моркар. Ведь сам Гарольд примчался им на подмогу, не чинясь и не заботясь о стертых ногах и сбитых копытах. Если не Мерсия с Нортумбрией, то таны с востока Англии пришлют еще подкрепления, а там, глядишь, южане подоспеют. Они хоть и притаились, увидав несметную силу Вильгельма, но должны помнить величие воинственных предков — подтянутся, встанут рядом, подопрут плечом усталых, слабеющих хускарлов. Опять же, Уэльс еще не присылал своих бойцов. Пускай валлийцы подумают, хорошенько подумают, будет ли Бастард Нормандский лучшим сюзереном, чем Гарольд Годвинссон?»
— Залпом!
Вот и долгожданные пальцы.
С радостным всхлипом бронебойная уходит вверх.
«Прощай…» — шепчут ей те, кто лежал рядом. Стрелам незачем обманывать себя. Надежды вновь встретиться в колчане — никакой. Ну, разве что чудо произойдет…
— Цельсь!
Скрипит тетива. Лучник втягивает воздух поглубже и застывает.
— Бей!!!
Щелчок.
Удар тетивы по кожаной рукавице.
Счастливый визг бронебойной сливается с воплями сотен других стрел, сорвавшихся в смертоносный полет. Почему люди не слышат их криков? Для них стрелы — безмолвная смерть.
— Цельсь!
Вторая бронебойная…
— Бей!
Вратко недоумевал: ну почему, почему бронебойные? Откуда такое пренебрежение остальными стрелами, томящимися в ожидании? Сколько можно?
Выбери меня!
Ну, выбери! Пожалуйста!!!
И вот грубые пальцы лучника коснулись его оперения.
Ах, если бы стрелы умели кричать!
Как бы он заголосил: «Сбылось! Свершилось! Наконец-то!»
Свежий воздух, дурманящий множеством запахов, каких в затхлости колчана ни за что не почуешь, омыл стальной, жадный до крови наконечник, легким ветерком пробежал вдоль древка, встопорщил перья.
Прикосновение отшлифованной кибити невиданным наслаждением ворвалось в душу.
Тетива решительно вошла в пропил…
Как же можно радоваться, оказывается, просто свободе. Пусть она призрачна и вскоре ты отправишься в цель. Но полет…
— Цельсь!
Заскрипела тетива. Пальцы нормандца впились в древко, будто клещи.
— Бей!
Могучий толчок, и стрела по имени Вратко вылетела прямо в синее, сверкающее, подобно драгоценному самоцвету, небо.
Вот оно!
Ради этого стоит жить. Даже если эта жизнь протекает в душном колчане или на телеге, в связке. Даже если после короткого стремительного полета ты истлеешь вместе с трупом или завязнешь в далеком ясене и будешь гнить и ржаветь от непогоды.
Клиновидное жало со свистом рассекало воздух.
Тугие струи воздуха врывались под оперение и закручивали стрелу, словно веретено.
Внизу, посреди золотых лесов Южной Англии, торчал холм Сенлак, напоминающий могилу. Тысячи трупов покрывали его склоны. Люди и кони. Погибшие от холодной стали и затоптанные во время бегства своими же. Здесь валялись отрубленные руки, ноги, головы… Лошадиные уши и ноздри…
На вершине холма вилось знамя с человеком, вскинувшим копье для удара. И рядом — знамя с драконом. Вокруг них продолжали держать строй саксы. Тысячи полторы, если на глазок. Они стояли плечом к плечу, закрывшись щитами, а вокруг громоздились тела зарубленных нормандцев.
Тем кусочком сознания, в котором сохранились человеческие чувства, Вратко понял, что Вильгельм так и не сумел одолеть хускарлов в честной схватке, а потому приказал взяться за дело стрелкам.
Дружинники Гарольда, даже погибая, оставались в строю. Утыканных стрелами воинов от падения удерживали спины и плечи товарищей. Когда некуда упасть, мертвые занимают место рядом с живыми. Пока еще живыми…
Оперенный, брошенный в полет тетивой, Вратко устремился к земле. Точнее, к последнему оплоту английской короны на английской земле.
У стрел нет сердца. Будь по-иному, оно разорвалось бы от восторга.
Наконечник верещал, предчувствуя поживу.
Раскрашенные щиты все ближе.
Клепаные шлемы…
Светлые бороды и слипшиеся от пота волосы, торчащие из-под бармиц…
Исполосованные потеками грязи лица.
И глаза…
Серые, карие, зеленые, синие…
Льдисто-голубые…
Они смотрели из-под сурово сдвинутых бровей, и новгородец узнал их.
Так же строго и решительно они глядели на норвежский строй у Стэмфордского моста.
И звучали безжалостные, но правдивые слова:
— Конунгу Норвежскому, с мечом явившемуся на эту землю, король Гарольд может предложить лишь семь стоп земли. Или больше, ибо слышал король Англии, что Харальд Сигурдассон выделяется среди людей ростом и крепостью телесной.
Словен вспомнил вису, которую сложил по просьбе Марии Харальдовны:
Местию отмечена
Смерть на наконечнике
Ясно око выколет
Королю саксонскому.
Стальное острие стрелы вошло в глаз королю Гарольду Второму Годвинссону!
Вратко взвыл, будто бы сам получил пядь железа между ребер, и рванулся прочь, освобождая душу из плена в сердцевине орехового древка…
Очнулся новгородец сразу. Будто вынырнул из омута.
Все тело ломило. Каждый сустав отзывался болью.
Но ведь если руки-ноги болят, значит, они есть!
И если веки отказываются подниматься, значит, глаза вновь на месте.
Какое счастье — почувствовать себя человеком!
Вратко не открывал глаз и прислушивался к ощущениям.
Он лежал, укутанный до горла, на чем-то упругом. Не доски и не соломенный тюфяк. Не куча листьев, но и не меховая подстилка. Ложе слегка потряхивало.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
