2. суровые замшелые пророки: Лорд Б. на протяжении всей своей жизни решительно выступал против Религии северных кальвинистов, в которой сам был воспитан; он неустанно доказывал себе нелепость ее доктрин и выказывал крайнее пренебрежение к ее строгим догматам. Однако, невзирая на все старания, ничто не могло изгнать из его души предписаний, усвоенных с ранних лет. Тем, кому подобные волнения чужды, такая борьба может показаться прискорбной растратой умственной энергии. Байрон бился с Иеговой, в которого не верил, — и стремился отбросить Его в область далекого прошлого, куда ушли и жестокие боги ассириян, вместе с которыми (по моим представлениям) Он поначалу и был рожден. Что до меня, то я в спор не вступаю. Благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей: а если их нет, то нет ничего.
3. древнее Знание о жизни и смерти: См. Примечание касательно первого появления зомби в Главе 5-й. Небезынтересно отметить, что (насколько мне известно) в произведениях лорда Байрона не описано ничего сверхъестественного или потустороннего. Драмы «Манфред» и «Каин» на первый взгляд противоречат сказанному, однако их должно рассматривать скорее как философские, нежели фантастические. У Байрона, как я понимаю, нет ни одного повествования, которое реалистически изображало бы нашу повседневность или исторические события, но со вторжением привидений, пророчеств, оживших мертвецов, ангелов и проч., и проч. И здесь зомби предстает созданием таинственной, но все же опирающейся на знание природных начал науки: правдоподобность его существования можно оспаривать, однако за пределы естества оно не выходит.
4. Антей: Ребенком я видела в альбоме гравюру с картины Поллайоло, на которой Геракл душит великана Антея, оторвав его от земли и стиснув ему грудь, дабы лишить дыхания. Образ ужасающий: у меня самой перехватывало дыхание, когда я на него смотрела. Возможно, именно его лорд Б. и желал вызвать у нас в памяти.
5. если бы мог хоть чего-то желать: Как удивительна мысль о существах, способных действовать и страдать, но не сознающих своих поступков, — это некий роковой приговор — однако, что возможно, несущий и избавление. Зомби, заводная танцовщица, сомнамбула. Исполнять веленное, но не испытывать мучений — и вообще ничего об этом не знать.
Опиумное видение: будто бы весь природный мир не что иное, как часовой механизм, и мне это открылось; пенье птиц и шелест листвы на ветру, даже падение росы — все это слепой результат взаимодействия шестерен и пружин; стоит вскрыть любой предмет — и в нем обнаружишь только чудовищно крохотные шестеренки, а внутри них — еще шестеренки. Рядом слышен голос Бэббиджа: «Шестеренки мельче песчинок». Омерзительно — картина нелепая — и во сне вызвала только гадливость: словно разворошили муравейник. Нет-нет — механизмы не крошечны, а бесконечно малы — это другой порядок бытия, как однажды поймут.
Эшфилд,
15 апреля 2002
Дорогая моя,
Как я рада слышать твой голос! Прости, что так волнуюсь при разговоре, когда нас разделяет такое расстояние, — наверное, все еще к этому не привыкла — к тому же я слышала сама себя, мой голос отдавался слабым эхом, будто слова доносились с какого-то прибрежья — и говорить долго я не могла. Чудную открытку, конечно, получила — она на холодильнике.
Ну и ну. Я просто поражена. Не знаю, чем больше: тем, что ты взяла да и нашла его (думаю, это было не так уж трудно, хотя мне самой ни за что бы не сообразить, как), или тем, зачем он тебе понадобился. История просто поразительная — с этой самой книгой, этой рукописью. Надеюсь, она принесет тебе много всякой пользы — даже очень много, хотя что из нее можно извлечь, я, по правде сказать, не знаю. Какая польза от того, что нашелся Ли, не знаю тоже. Помню прекрасно его одержимость Байроном: пожалуй, это звучит чуточку — как бы это сказать — высокопарно, что ли. «Увлеченность» — вот более простое и, возможно, более точное слово, потому что он уже тогда (так я думала) был близок к тому, чтобы от него отвлечься.
Почему меня удивляет, что ты взялась его искать? Вообще-то, не должно. Думаю, это вполне естественно — и даже неизбежно; удивительно то, что ты с этим так долго тянула, если учесть, как мало ты им интересовалась: казалось естественным, что тебе совсем нет до него дела. Знаешь, я всегда хотела тебе со временем все объяснить — насколько бы смогла; прошлое лежало наготове, и я знала, что когда-нибудь придется за него взяться — когда тебе это понадобится; объяснить и его, если смогу, — и что я сделала тогда и чего не сделала. Мне казалось, что я определю, когда настанет подходящий момент. Казалось, что я на это способна — но раз так и не угадала… нет, что-то я не о том — похоже, заговариваюсь, будто свихнулась или под кайфом, но все-таки это не совсем так. В общем, жили мы тогда с тобой на Ривер-Айленд, и я тебе надоела, надоело тебе и рубить дрова, качать воду, чистить ламповые стекла, жить без телефона, без друзей. Знаешь, а я любила Ривер-Айленд: я бы сказала «всей душой», но это не так, потому что ты уехала, а мне хотелось, чтобы ты оставалась со мной, и было так грустно от твоей неугомонности. Господи, как давно!.. Мы разлучились надолго: ты училась в школе, потом в Нью-Йорке. В общем, (опять! вечно вылезает это «в общем»), когда я наконец вернулась к этой истории — сама, для себя — когда Иона начал болеть, — тогда все вдруг показалось мне пустяками: я даже не заметила, что это случилось и когда именно. Теперь чуть ли не кажется, будто ничего и не стряслось, — столько всякого произошло с тех пор. Вот так убираешь старое постельное белье, в котором сейчас нужды нет, а через сколько-то лет открываешь ящик — и все оно в ржавых пятнах, заплесневело и тебе оно вовсе без надобности. Ты знаешь, что вместе мы прожили только четыре года. Пять. Но спрашивай меня обо всем, Алекс, и я отвечу.
Да, это верно, что он хотел назвать тебя Гайдэ, а я не позволила. Но если честно, то я хотела назвать тебя Аулит. Такое красивое имя. До сих пор, стоит мне о нем подумать, как сердце щемит, не то согревается, словно это любимый ребенок, который так и не родился. Но тут уж он вмешался — и запротестовал. И я назвала тебя в честь моей бабушки, он не возражал.
Алекс, я люблю тебя. Ты это знаешь. Надеюсь, вы с Теа сможете приехать этим летом: здесь будет так замечательно, мы очень много сделали с тех пор, как ты в последний раз все тут видела. Мы сможем поговорить — обо всем, о чем захочешь. Прости.
Мама
PS Я не против, если ты дашь ему здешний адрес: тысяча против одного, что он им не воспользуется. Но мне его электронный адрес не нужен. Я все еще электронной почтой не пользуюсь. Марк говорит, что мне бы понравился интернет, да я бы из него просто не вылезала, — и я ответила: ну да, потому-то я им и не пользуюсь.
* * *
От: [email protected]
Кому: "Смит" ‹[email protected]›
Тема: Fin[51]
Вот последняя порция. Закончил ночью — вернее, рано утром: перенес для тебя в компьютер свой рукописный вариант. Увидишь, к чему относится та единственная страница, которую Ада сохранила. Я едва ли не слепну: сияние зримой книги так божественно-пронзительно, что глядеть в нее часами значит (как сказал бы Б.) опустошить взор — и, быть может, навсегда. Ну да ничего. У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты ее спасла. И передай мою благодарность Теа, если она ее примет.
