— Не трепыхайся, — мрачно бросил Тарсис. — А то придушу.
Словно ожидая этой команды, она замерла, как будто бы окаменела. И точно так же застыло на ее лице выражение непередаваемого страха.
— Здесь ночевали люди, мужчина и женщина. С ними был эльф. Так?
Он говорил медленно, холодно, равнодушно. Она не шевелилась, продолжая смотреть на него расширенными от ужаса глазами.
— Ну?
Она не шевелилась. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, затем понял, в чем дело. Стиснув когти самую малость, он сухо приказал:
— Ты можешь ответить.
Дриада часто-часто закивала головой.
— Ты слышала, о чем они говорили?
Снова кивок.
— Куда они направились? Расскажешь — отпущу.
В зеленых глазах миниатюрной дриады появился слабенький проблеск надежды. Ее полные губки раскрылись, но из горла вырвался лишь короткий хрип. Тарсис чуть ослабил хватку.
— Большой человек сказал, что надо ехать на юг.
— Юг большой, — нахмурился Тарсис.
— Большой человек сказал, что надо ехать к оркам. На юг. Они там живут.
Ее голос странно не соответствовал ее внешнему виду. Нежный, мелодичный, он был начисто лишен страха, боли и мольбы. Он журчал, как чистый родничок, пробивающий себе дорогу сквозь устилавшую землю листву. Сама же она мелко дрожала, боясь лишний раз пошевельнуться, и глаза ее молили вампира о пощаде.
— Что сказала женщина?
— Женщина согласилась с большим человеком. Сначала она кричала на него, потом согласилась.
— А эльф?
— Он тоже согласился с большим человеком.
Некоторое время Тарсис задумчиво смотрел на дриаду, потом с силой сжал когти. Раздался резкий, противный хруст, голова дриады свесилась набок, и только в глазах, оставшихся открытыми, застьиа даже не боль, не испуг — какое-то детское удивление и обида. Вампир разжал руку, и маленькое тельце неожиданно тяжело упало на землю. Конечно, он мог пощадить дриаду… но, Чар подери, зачем? Кровь ее вампиру была не нужна, но и жизнь — тоже. Бесполезное создание, слабое, ее существование бессмысленно, и смерть — вполне закономерна.
Тарсис развел в стороны руки, удовлетворенно наблюдая, как легко они превращаются в крылья, как наливаются дополнительной силой, необходимой, чтобы поднять его в небо. Ему предстоял долгий путь.
Огромная тень проскользнула между кронами деревьев и уверенно взяла курс на юг. Где-то там, далеко внизу, остался скрюченный трупик безобидного лесного создания.
С каждым часом лес становился все мрачнее, а Ильтар, заставивший себя все же убрать лук за спину, нервничал все больше и больше. Они уже давно покинули дорогу, остались позади и более-менее проторенные тропы, и теперь кони медленно пробирались через заросли. Эльф хотел было снова воззвать к своей магии, что открыла бы им дорогу, но Рон попросил не делать этого — и так не вполне ясно, как их встретят хозяева этих земель. Но то, что им вряд ли обрадуются, было очевидно.
Сам Сейшел, хотя и держал руку в полупальце от эфеса меча, старался выглядеть расслабленным. Ехавшая рядом с ним Айрин тоже не казалась слишком напряженной, но собранные в щепоть пальцы говорили о том, что волшебница готова к бою, и тот, кто рискнет проявить непочтительность, может быстро превратиться в жаркое. Тем более что после знакомства с орочьими сетями отношение девушки к зеленокожим уродам было самым что ни на есть неприязненным.
Серый Паладин молча шагал вслед за всадниками. Теперь, когда им приходилось продираться сквозь подлесок, временами довольно густой, надобность в беге отпала. Хотя Паладину, возможно, было все равно.
Четверка путников, что медленно, но верно двигались в сторону обители орков, выглядела какой угодно, но только не безобидной.
Ильтар чуть сдавил коленями бока коня, и послушный жеребец ускорил шаг. Эльф поравнялся с Роном, который ехал впереди, стараясь выбирать дорогу получше. Хотя получалось это у него не слишком хорошо — видно было, что лошади в этом лесу нечастые гости.
— Ты знаком с языком орков? — почему-то шепотом спросил Ильтар.
— Только несколько фраз,— пожал плечами Рон.— Самых расхожих.
— Если самых расхожих,— уголками губ улыбнулся эльф,— значит «сдавайся», «беги» и «умри», верно?
— Точно подмечено, клянусь Торном! — рассмеялся рыцарь.— А еще «брось оружие» и «твоя мать жрет гномье дерьмо». Последняя фраза их почему-то особенно злит.
Ильтар печально усмехнулся.
— Вот все вы, люди, такие. Живет рядом с вами народ… дикий, возможно, грубый и даже немножко злой. Но пробовали ли вы его понять? Где уж, если из всего их языка, на котором орки, кстати, даже слагают поэмы, вы выучили только несколько грубых окликов, да еще одно из самых грязных оскорблений.
— Поэмы?…
— Да, а ты удивлен? Орки — древний народ, у них богатая история. Конечно, больше всего в этой истории было войн, набегов и сражений, о них орки и поют.
— Могу себе представить,— хмыкнул Рон,— такие песни… как какой-нибудь Сыч Железный Лоб убил кучу врагов, надругался над их женами и съел их детей.
— Примерно такие,— серьезно кивнул Ильтар.— Очень похоже на вашу Песнь о короле Сиграре и его оруженосце Фарте. Там, помнится, как раз пелось о том, как этот самый король, зарезав спящего отца, надел корону и повелел привести ему младших дочерей всех лордов, после чего устроил оргию, по окончании которой лично обезглавил обесчещенных девушек.
— Ну… — Рон смутился. — Это же вымысел, сказка. Да и в песне поется не так… не так грубо.
— Я бы сказал, что сказки у вас очень уж… добрые,— саркастически заметил Ильтар.— Да вот только ошибаешься ты, друг мой, не сказка это. Конечно, было их не «двунадесять дев, что двадцатой весны не встречали», как в песне поется, а всего семеро, и не рубил он им головы «отцовским мечом, что был прозван «Владыкой печали», а банально приказал задушить, поскольку стали они невольными свидетельницами его полной мужской несостоятельности. Так что не торопись судить.
Рон сконфуженно молчал. Раньше ему как-то не приходили в голову мысли о том, что некоторых героев песен, что распевали менестрели в замках лордов или на ярмарках, следовало бы повесить на собственных кишках. И лучше еще во младенчестве. Было время, когда он и сам с восторгом слушал многочисленные баллады о похождениях того же Сиграра и его оруженосца и друга Фарта, что не раз спасал своего короля от верной гибели. Потом, когда малость понаемничал, многое стал понимать иначе и уже не внимал очередному менестрелю с открытым ртом. Но слова Ильтара почему-то больно укололи самолюбие Рона… Здесь было нечто большее, касающееся всех людей. Только вот понимал рыцарь, что эльф в чем-то прав.
— Не переживай, — вздохнул Ильтар. — Вы в этом не одиноки. И среди наших легенд встречаются ничуть не лучшие. Я, собственно, хотел сказать не об этом. Тебе нужно запомнить фразу: «Le tass sim ori shan».
