с подветренной стороны прокрасться мимо собак так, что они меня не учуяли.
С теремом было сложнее.
Я снова попал на смену Добрыни и Горыни — двух могучих воинов на службе Владимира.
Они молча блюли покой главы рода почти у самого входа. Будь я хоть сто раз невидимым, протиснуться через них незамеченным не было ни шанса. Поэтому пришлось лезть на балкон второго этажа, к приоткрытому окну.
Хорошо, что погода стояла тёплая, а люди любят свежий воздух. Это очень облегчает моё не очень благонравное дело.
Я прошмыгнул внутрь…
И замер на месте, чувствуя, как мурашки пробегают по спине туда-сюда.
Балкон, оказывается, вёл в спальню самого Владимира!
Который, к счастью, крепко спал. И начал храпеть, как только я шагнул через порог.
Причём громко так… С душой.
Неудивительно, что спал он один. Светлана Игоревна наверняка предпочла убраться подальше от этого жуткого скрежещущего громыхания посреди комнаты.
Я осторожно ступал к двери, нервно оглядываясь на главу.
Вдруг половая доска скрипнула. Храп прервался, а Владимир перевернулся с одного бока на другой.
Я снова замер в неудобном положении на грани равновесия. Чувствуя, как капля пота стекает по пояснице.
— Х-р-р-р-р… — снова заскрежетал Владимир.
И вздохнул с облегчением.
Не сразу, правда, а когда выбрался из спальни. И вздохнул медленно, беззвучно и осторожно.
Нервишки шалили всё-таки. Одно дело проникать в логово бандитов, которых можно, в случае чего, обезвредить. И желательно насовсем.
Но тут-то свои. Родная кровь, хоть и очень далёкая. Поэтому выдавать себя никак нельзя.
Я спустился по лестнице, стараясь не задеть какую-нибудь скрипучую доску, завернул в сторону двери, ведущей в подземный этаж и услышал тихий жалостливый голос.
Знакомый голос.
— Батюшка ведь не отдаст меня за этого… Яна? — всхлипывала Елизавета.
— Успокойся, доченька. — Светлана Игоревна поглаживала её по распущенным пышным волосам. — Не стоит плакать из-за такого.
Они сидели в ночных рубахах под тусклым светом лучины. Елизавета, скрестив босые ноги, уткнулась лицом в сложенные на столе руки и тихо хныкала.
— Не хочу… я его видела впервые… нельзя же так…
Светлана смотрела на дочку сочувствующим взглядом и только и могла, что гладить её.
Врать, что юной девушке не придётся брать на себя груз во благо всего рода, не стоило. Ложная надежда обернётся лишь более жестокой горечью.
Признаюсь, я тоже немного сочувствовал бедняжке. Но лишь немного.
Мир таков, какой он есть. Дочерям простолюдинов тоже не всегда приходится выбирать себе женихов. У них, конечно, с этим полегче, и многим везёт совместить желаемое с требуемым, но платят они за такую благодать тяжёлой жизнью. Куда более неприятной, чем сын уважаемого боярина.
Так что подобные слёзы принцесс и прочих благородных девиц никогда не вызывали у меня сильных эмоций.
Не хотят приносить пользу своим подданным через выгодный брак — пусть идут пахать землю вместе со своим суженным.
Я как-то раз предложил такой выход принцессе одного из покорённых королевств. Чтобы примирить два враждующих государства, ставших провинциями моей империи, я решил поженить обе династии.
Принцесса вдруг начала протестовать, требовать свадьбы только с тем, кто придётся ей по душе. И даже намекала на конкретного вельможу из числа рыцарей её отца. Тот было зарделся и уже примерял на себе корону.
Но менять роскошные наряды, привилегии и золото на соху землепашца и хижину они почему-то отказались. Даже с учётом счастливого и светлого будущего друг с другом.
— Он выглядел довольно хорошим, Лизонька, — продолжала утешать дочку Светлана Игоревна. — Быть может, полюбите друг друга…
В ответ слышались только новые всхлипы.
А я подобрался к двери, ведущей вниз, осторожно её приоткрыл и скрылся за створкой.
Узкая винтовая лестница, отдалённо напоминающая те, по которым я ходил в своём дворце, привела меня в тесный коридор, освещённый светом нескольких фонарей. В конце коридора, оперевшись подбородком на ладонь, сидел стражник. Он явно еле сдерживался, чтобы не заснуть прямо здесь и сейчас, и я его отлично понимал.
Душный вязкий воздух, тусклый свет и полное отсутствие какого-либо движения даже меня едва не морили.
А когда он протяжно зевнул, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не повторить за ним.
Затем пришлось ждать, пока он всё-таки заснёт.
Честно говоря, я не знал, что меня ждёт на пути к сокровищнице. И приготовил ещё одну печать на случай, если придётся кого-то отвлечь или усыпить.
Но в данной ситуации было безопаснее просто ждать.
Это заняло много времени, но я дождался. Стражник прикрыл глаза и застыл в шатком положении, мирно засопев. Помимо входа в сокровищницу, тут было ещё несколько дверей. Но нужная мне наверняка находилась рядом с этим соней.
Поэтому открывать замок приходилось ещё осторожнее, чем выбираться из спальни Владимира.
Не знаю, как Лют достал ключ, но его труды грозили обернуться прахом, если напортачить в такой ответственный момент.
Я медленно вставил ключ в замочную скважину. Плавно повернул его на один оборот, чувствуя, как звон металла будто громом расходится по коридору и моля богов, чтобы стражник спал очень-очень крепко.
Ещё один оборот…
Потянул за ручку, и тяжёлая створка с приглушённым скрипом открылась на пол-локтя, как вдруг стражник дёрнулся и вытянул ногу, едва не задев её край.
Зараза…
Мне удалось открыть проход ещё на несколько пальцев, чтобы не задеть сапог стражника. Этого едва хватило, чтобы протиснуться внутрь и закрыть створку изнутри.
Рядом со входом висел фонарь. Я зажёг его и увидел небольшую комнату, заставленную жалкими осколками былого могущества.
На стенах висели выцветшие гобелены, старинные клинки, стяги. На некоторых из них даже проглядывался медвежий оскал, как напоминание об истоках.
Целая куча хлама, годного только за тем, чтобы осознать пропасть, в которую свалился некогда великий род.
Внутри меня начала закипать ярость.
Гобелены рассказывали печальную
