не отвечал на телефонные звонки Уоррена. Следующее, что нам стало известно, — это то, что ему предложили должность в одном из военных колледжей министерства обороны в Великобритании. Обстоятельства получения им этой новой должности показались мне удивительным совпадением и одновременно очень тревожными, хотя более насущной проблемой было то, что доктор Пагсли больше не мог быть нашим экспертом-свидетелем из-за конфликта интересов.
Таким образом, до суда оставалось менее трех месяцев, и нам пришлось отчаянно искать другого специалиста, который подтвердил бы нашу позицию о не нарушении условий конфиденциальности. Уоррен обшарил всю Новую Зеландию и наконец нашел отличную альтернативу — доктора Джима Рольфа, бывшего офицера разведки новозеландской армии.
Доктору Рольфу были представлены все материалы, которые мы собрали, и в течение последующих недель он подтвердил наши выводы, а в некоторых случаях даже расширил их. Ценность доктора была доказана в ходе судебного разбирательства, где он дал экспертные показания по нескольким важнейшим, деликатным техническим вопросам, причем качество его оценки, превзошедшее выводы собственного эксперта министерства обороны, было принято судьей.
Раскрытие документов МО стало еще одним серьезным поводом для споров и постоянным источником разочарования для нас. Документы, которые, как мы знали, должны были существовать, раз за разом не появлялись. В частности, нам с Уорреном «подсказали» о существовании двух важнейших документов, которые оказались важными для того, чтобы поставить под сомнение позицию министерства, а именно в том, что (1) их контракт был действительным, подписанным без проблем; и (2) моя книга является серьезным нарушением национальной безопасности.
Их нежелание признать эти документы привело к новым судебным слушаниям, пока, наконец, спустя несколько месяцев после первоначального запроса, эти документы не всплыли на поверхность. Первым из этих документов было письмо тогдашнего командира Специальной Лодочной Службы (СБС) на имя Директора Сил специального назначения от 8 ноября 1996 года, в котором, среди прочего, поднимались вопросы о соблюдении контракта о конфиденциальности в спецназе. Эскадрон Специальной Лодочной Службы входит в состав сил специального назначения Великобритании, и ее сотрудникам также было предписано подписать такой же контракт на тех же условиях, что и сотрудникам САС. В письме от тогдашнего командира этой службы, на которое ссылались во время судебного разбирательства, в частности, говорилось следующее:
Существует глубокое общее недоверие к цели контракта… Этому мнению придает вес отказ МО выдать пояснительную записку, чтобы можно было обратиться за независимой юридической консультацией до подписания контракта. Меня беспокоит вероятность того, что МО может быть обвинено в принуждении военнослужащих к подписанию контракта, или в возникновении ответственности за «конструктивное увольнение»[72] тех людей, которые потеряли деньги…
Во втором документе — в резюме презентации, проведенной для сотрудников САС на Стирлинг Лэйнс в середине декабря 1998 года человеком, ответственным за первоначальную оценку ущерба, нанесенного моей книгой, — говорилось следующее:
Как и у полковника [22-го полка САС], у меня нет никаких претензий к тому, что рассказывает об опыте «Браво Два Ноль» Киви [Кобурн]; этот аспект вопроса действительно не имеет значения.
Интересно, однако, что этот документ также раскрывает еще одну причину введения в британских силах специального назначения контрактов о конфиденциальности. Эта практика имела мало общего с почти параноидальным взглядом МО на национальную безопасность, а больше касалась максимизации возможностей сил спецназа Великобритании в условиях растущей конкуренции со стороны других ведомств; т. е. с коммерческой точки зрения секретность эффективно защищала лидерство САС на ее рыночных позициях.
Присутствовавших на суде представителей МО больше всего обеспокоила линия перекрестного допроса Уоррена по этому вопросу, приводимая ниже в протоколе судебного заседания:
В: По вашему мнению, в данном случае речь идет об обеспечении выполнения контракта с целью гарантировать профессиональную пригодность Полка, опередить конкурентов в Великобритании и защитить свою клиентскую базу…
О: Да, причина, по которой я не решаюсь ответить на этот вопрос, заключается в придании этому рыночной окраски…
В: Эти ваши слова в вашем кратком документе…
О: Какие слова?
В: Профпригодность, клиентская база, защита рынка, конкуренция…
О: Да.
Как будто этого было недостаточно, юристы МО также оспаривали право Уоррена и меня увеличивать нашу юридическую команду, чтобы помочь в решении сложных, новаторских юридических вопросов.
С каждым новым членом, которого Уоррен пытался привлечь, нужно было подавать новое заявление в суд. От этих людей требовались обязательства о неразглашении информации, и все это способствовало созданию иллюзорного «покрывала национальной безопасности», которое министерство обороны пыталось накинуть на весь процесс.
Команда юристов росла, несмотря на эти трудности. Многие люди, как юристы, так и не юристы, отдавали свое время и моральную поддержку за небольшое или нулевое финансовое вознаграждение, ради дела, которое не было их собственным, но которое, по их мнению, было достойно их участия. Получить их совет, консультацию, личное время и усилия действительно было для меня заслуживающим уважения особенным опытом, и никогда не хватит никаких слов, чтобы выразить мою благодарность. Среди этих людей были доцент Пол Ришуорт и его коллега профессор Джули Макстон, оба из Оклендской школы права; Грант Иллингворт, барристер, работавший вместе с Уорреном в качестве адвоката защиты; Рейнор Эшер, королевский адвокат и Питер Твист, барристер, которые оба помогли, потратив время на поиск справочной информации для судебного процесса. Этим и многим другим, особенно сотрудникам адвокатского бюро «Южный крест», я бесконечно благодарен.
* * *
Наконец, спустя два года после того, как министерство обороны получило мою рукопись, состоялся суд. В течение двух недель британское правительство безуспешно пыталось одурачить прессу, окутать суд завесой национальной безопасности и, что не менее важно, подорвать мой авторитет.
Паранойя министерства обороны по поводу безопасности своего дела и судебного процесса в целом вылилась в такие явления, как экраны, скрывавшие свидетелей от публики; изменение голоса, чтобы скрыть их личности от телезрителей; телохранители; скрытные перемещения и выборочное чтение вслух «секретных материалов». Все это, вероятно, принесло МО больше вреда, чем пользы. Уоррен определенно считал это контрпродуктивным, и это мнение подтверждала пресса, освещавшая процесс. Уоррен настоял на том, чтобы наши свидетели, в том числе и я, давали показания открыто, чтобы их видели все, с единственной оговоркой: не скрывать имен и не «пикселизировать» записи с камер. Когда ты вооружен правдой, скрывать нечего. Эта процедура сработала нам на руку.
Во многом благодаря компетентности и мастерству Уоррена и Гранта, а также плохой работе свидетелей МО на перекрестном допросе, окончательный результат оказался в нашу пользу.
На министерского политтехнолога свалилось столько дурной славы, что, по словам одного британского журналиста (который отправился в Новую Зеландию для освещения процесса), «в итоге он просто закрутился».[73]
Судья Салмон установил, что
