и тихо смеется.
– Если бы ты ее отпустил, то не ходил бы как побитый щенок все эти годы. Не сторонился бы других женщин, как чумы. Расстаться не значит отпустить. Пары разводятся и вновь женятся на одних и тех же людях. Иногда для того, чтобы стать сильнее и сделать выводы, требуются отчаянные меры.
Я обдумываю слова отца и понимаю, что действительно на момент расставания с Бель был слишком слаб для нее. Сколько бы она ни пыталась доказать мне, что вина не имеет надо мной власти, все это рухнуло при первом же происшествии. Была бы она счастлива с мужчиной, который постоянно оглядывается назад, словно за ним гонится смерть? Мне нужен был толчок для того, чтобы стать лучше для нее. И я сам себе его дал. Возможно, эгоистичным путем, потому что причинил ей неимоверную боль. Но ведь она тоже стала намного сильнее за эти годы. Неизвестно, нашла бы Бель себя, если бы продолжала спасать меня.
– Почему у меня такое ощущение, что ты знал, что мы рано или поздно встретимся?
– Повторюсь, мужчины в семье Кеннет слишком сильно любят молча. Я люблю твою маму до сих пор и умру с этим чувством. В итоге ты бы все равно нашел Бель, где бы она ни была. Но твой папа позаботился о том, чтобы это не переросло в десятилетия. Академия танца давно нуждалась в реконструкции, и я знал, что наша компания будет участвовать в этом, еще шесть лет назад. Случайности не случайны, сынок.
Я не знаю, как переварить и разложить по полкам всю информацию, свалившуюся на меня. Никогда бы не подумал, что наш разговор настолько перевернет мое сознание.
Я подхожу и обнимаю отца, не позволяя ему встать с места, потому что знаю, что стоять ему слишком тяжело. Возможно, наши объятия слишком длительные, но никто из нас не жалуется. Мы восполняем потерянные годы.
– Спасибо, папа. За все. Но прежде всего за то, что именно ты мой папа.
– Я люблю тебя. Спасибо маме за то, что подарила мне тебя.
Некоторое время мы все еще не разрываем объятий, но когда отстраняемся, папа говорит:
– Надеюсь, мне не придется подстраивать еще и вашу свадьбу. У меня не так много времени, чтобы ждать. – Папа просовывает руку в мой карман и вкладывает то, что я и так хотел у него попросить.
– Если бы позволял закон, то я бы женился на ней еще в десять лет, – с усмешкой произношу я.
Мы с отцом обсуждаем пару рабочих моментов, неизменно споря над каждым из них. Что-то никогда не изменится, но это и не нужно. Мне нравится обсуждать с ним свои идеи, потому что у него хоть и строгий, но трезвый взгляд.
Я помогаю папе перелечь в постель, потому что он уже слишком долго сидит в одном положении. Это сопровождается самыми нелестными высказываниями в мой адрес. Фразы «я не маленький ребенок» и «я сам» стали его коронными. Он похож на Оливию, которая каждый раз ругается, когда Бель помогает ей одеваться. Потому что, когда она все делает сама, ее шапка надета задом наперед, а правый ботинок оказывается на левой ноге. Так же и с папой: все его самостоятельные порывы не всегда заканчиваются благополучно, но он не прекращает попытки.
Несмотря на наш эмоциональный разговор, я чувствую, что давление в груди еще больше ослабло. Все-таки не всегда нужно со всем справляться самому и ждать, что в какой-то момент тебе станет легче. Не станет. А вот прислушиваться и впускать близких людей к себе в сердце необходимо. Они показывают нам мир в других проекциях.
Я провожу в Бристоле почти целый день, помогая папе и решая некоторые вопросы с медсестрой по поводу его здоровья и поведения. Она минут пятнадцать жалуется на то, что он невыносим, и мне остается молча кивать. Складывается ощущение, что я родитель, чей ребенок плохо вел себя в детском саду.
Прежде чем покинуть город, мне требуется заехать в еще одно немало важное место. Не знаю, понравится этот сюрприз Бель или нет, но попытаться стоит.
Я стучу в знакомую с детства дверь и даже немного нервничаю. На пороге появляется человек, которого мне хочется видеть меньше всего. Но я все равно протягиваю руку, здороваясь с ним:
– Здравствуйте, мистер Андерсон.
– Ты, – безэмоционально произносит он твердым тоном.
– Я.
Я достаю из кармана билеты на благотворительный вечер и протягиваю ему.
За спиной отца появляются мама и сестра Бель. При виде меня на лице Авроры появляется улыбка. А Виктория, ахая, прикрывает ладонью губы. Аврора стала намного взрослее, и кажется, что она выглядит в свои восемнадцать почти так же, как Бель сейчас. Ее рост выше, волосы подстрижены в каре, но на лице сохраняется все то же хитрое выражение, что в детстве.
– Здравствуйте, Виктория. Привет, Аврора. – Все еще держа протянутые билеты, я перевожу взгляд на отца. – Вы нужны ей. Все вы. – Я вкладываю билеты ему в руку и разворачиваюсь, чтобы уйти.
На днях Бель сказала, что мама и Аврора не смогут приехать. Хоть она и пыталась делать вид, что не расстроена, я знаю ее слишком хорошо, чтобы ей удалось это скрыть. Ей важно, чтобы они были рядом. Каждому из нас нужна семья, даже если она неидеальна.
– Она простила тебя? – тихо спрашивает ее отец.
– Да, но я не собираюсь принимать это как данность. Ваша дочь необыкновенная, и мне придется изо дня в день трудиться, чтобы соответствовать ей. Возможно, вам тоже стоит попробовать вернуть ее. Только сделайте одолжение: не садитесь в первый ряд, вы еще этого не заслужили.
Я возвращаюсь к машине и еду на наше место. Ни одна моя поездка в Бристоль не обходится без этого. Возможно, это тот самый источник силы и единения душ. Я делаю фотографию Клифтонского моста и отправляю Бель. Она уже должна была вернуться с работы.
Сигнал телефона уведомляет меня о новом сообщении.
Бель:
Пишу тебе в блокноте: «Я скучаю».
Я:
Отвечаю тебе в блокноте: «Я тоже».
Бель:
Когда ты поедешь домой?
Я:
А где мой дом?
Бель:
В Лондоне у тебя их два. Выбирай.
Я:
Там, где ты.
Бель:
Опять будешь ночевать в моей-своей ужасной квартире?
Я:
Там теперь новые окна. С тобой я бы ночевал даже
