у тебя поджимает время. Братья ДеАнджелис отслеживают каждый мой шаг, и они, без сомнения, будут здесь с минуты на минуту. Итак, я предлагаю тебе сказать то, что должно быть сказано, прежде чем они придут и обрушат адский дождь на это место.
На ее губах заиграла улыбка, и она кивнула.
— Ты умная девушка, Шейн. Упрямо глупая, но умная. Ты быстро разобралась в этом мире и приспособилась выживать. Многие другие женщины до тебя не заходили так далеко. Но ты права, печально известные братья ДеАнджелис скоро будут здесь, и я уверена, что им будет что сказать, когда они прибудут.
— Почему у меня такое чувство, что это нечто большее, чем желание отомстить за убийство одного из твоих людей?
Она делает шаг ко мне и медленно обходит вокруг.
— Потому что так оно и есть, дорогая, — пробормотала она, наклонившись, чтобы прошептать мне это на ухо. Она завершает свой круг, пока снова не встречается со мной взглядом. — Джеймс был проблемой с того дня, как вступил в мои ряды. Ты оказала мне услугу, отняв у него жизнь.
— Тогда, полагаю, ты у меня в долгу.
Джиа смеется и качает головой.
— Давай проясним одну вещь, — начинает она. — Я никому ничего не должна. Ты лишила Джеймса жизни ради собственного удовольствия. Тот факт, что это выгодно мне, — чистая случайность.
Я вздохнула. Я могла бы предвидеть это за милю.
— У него были дела с Джованни.
— Я прекрасно осведомлена о его неблагоразумии, — говорит Джиа, ее глаза темнеют от гнева. — Однако я притащила тебя сюда не для того, чтобы говорить о Джеймсе. Мы здесь ради тебя.
Я хмурюсь.
— Меня?
— Да, — говорит она, снова подходя ко мне. — Как ты думаешь, почему Джованни вообще забрал тебя к себе?
Я отстраняюсь, мне неловко от того, как близко она стоит.
— Потому что мой отец задолжал ему по игровому долгу. Я была его платой.
Джиа усмехается.
— Это и есть та чушь, которую они тебе скормили? — требовательно спрашивает она, качая головой и раздраженно закатывая глаза. — Что за глупости. Джованни нацелился на тебя, потому что узнал, что ты моя биологическая дочь, единственная наследница состояния Моретти, и ты унаследуешь мое положение на вершине семьи Моретти. Он намеревался выдать тебя замуж за своего старшего сына, чтобы получить доступ ко мне и моей семье.
Я таращусь на нее, моя челюсть отвисает до пола.
Что за хуйня?
32
Она ненормальная, у нее в голове полный пиздец.
— Э-э-э… что? — говорю я, смех клокочет у меня в горле. Моя мать? Да что с этой сукой не так? — Еще раз?
— Ты слышала меня, дитя мое, — говорит она, не впечатленная моим ответом. — Я твоя мать. Я родила тебя в маленьком отеле в самом сердце Сиэтла двадцать два года назад. Никто не должен был знать о твоем существовании. Семья Моретти набирала силу, и у нее было много врагов. Это было неподходящее время для воспитания ребенка, ты стала бы мишенью, а я не могла этого допустить. Такая жизнь не для ребенка.
Я тяжело сглатываю, пытаясь смириться со всем. Я никогда не знала, кем была моя мать. Мой отец никогда не говорил о ней, но я еще в юном возрасте научилась не задавать ему вопросов, особенно тех, которые, по его мнению, меня не касались.
— Ты моя мать? — Я повторяю.
Она кивает, выдерживая мой пристальный взгляд.
— Да.
Мое сердце бьется чуть быстрее, когда я пытаюсь понять, что на самом деле значит быть дочерью Джии Моретти.
— Ты моя мать, и ты подумала, что отправить меня жить с моим отцом было лучшим решением для меня?
Она снова кивает.
— Да, твой отец был уважаемым человеком. У него был хороший дом, и у него все было в порядке с финансами, плюс я снабдила его достаточным количеством наличных, чтобы обеспечить тебе хорошую жизнь. У тебя было все, что тебе было нужно. Частные школы, хорошая одежда, машина. Как ты смеешь намекать, что я не принимала близко к сердцу твои интересы.
Раскатистый смех вырывается из глубины моего живота, когда я становлюсь совершенно ошеломленной каждым нелепым комментарием, слетающим с ее губ.
— Мой отец был жестоким пьяницей, — говорю я ей. — Он проиграл все до последнего цента, что у нас были. Я не ходила в частные школы, у меня не было ни модных машин, ни одежды. По ночам я пряталась в своей комнате, чтобы меня не били, а завтрак ела из ближайшего мусорного бака, чтобы не умереть с голоду. К тому времени, когда я стала подростком, я запирала свою дверь, потому что была слишком чертовски напугана тем, что он войдет. Ты мне ничего не дала. Я страдала каждый гребаный день, и у меня есть шрамы, подтверждающие это.
Джиа подходит ко мне, хватает за подбородок, чтобы поднять мой взгляд на нее. В глубине ее глаз клубится гнев, хотя что-то подсказывает мне, что она не причинит мне вреда.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
Я вырываюсь из ее хватки, тот же самый огненный гнев горит в моих венах.
— Ты взяла не того ребенка, леди. Я не принцесса мафии из частной школы.
Я собираюсь повернуться, когда слышу звук шин, проносящихся по гравийной дороге, и меня охватывает облегчение. Что бы это ни было, черт возьми, это скоро закончиться. Мальчики отвезут меня домой, и я смогу притвориться, что не слышала ни единого чертова слова, или что ее глаза не были до ужаса похожи на мои.
Охранники Джии вздрагивают, когда парни выходят из машины и направляются ко мне, их глаза быстро сканируют меня, чтобы убедиться, что мне не причинили вреда.
— Не делайте глупостей, — предупреждает она их, когда они подходят ближе. — У вас уже хватило наглости прийти сюда.
Взгляд Романа устремляется на Джию, и я хмурю брови, замечая, как непринужденно они двигаются. Почему они не ворвались, как обычно? Почему у них еще нет оружия в руках?
— У тебя хватило наглости ворваться в наш дом и забрать то, что принадлежит нам.
— Вам? — Она смеется, глядя, как все трое парней проходят прямо через кольцо охранников, и ни один из них не пытается их остановить. — Вы похищаете мою дочь и ожидаете, что я буду стоять в стороне и смотреть, как вы развращаете ее?
Маркус подходит ко мне и берет меня за руку, молча давая понять, что я в безопасности,