это и есть её Успение.
Теперь Сын принял её, и Она занимает место Царицы.
Теперь – она может явиться и в зимнем лесу преисподней.
Царица Небесная (Русская)
М. Н.
Чтоб заступить на место Люцифера, Мария как бы умерла – она успела! И не осталось Царствие без трона. Но это всё – потом или уже. А что сейчас на нашем рубеже? Нет Царства Божьего СССР. Есть стужа леса в дантовом аду. – Из пены из морей я не приду. Вокруг века-века, снега-снега. Безудержный простор переплетений Кармических, – Не допущу крушений, — Могла бы так сказать Мария На-Заре! И ножкою – слегка, а на века – нагой… Никто другой – лишь только Всеблагая, Снимая свой Космический покров, Прикрыла нас… – И отступила мгла! — Сказать бы мог я – тоже не сказал. Я Слово удержал – у бездны на краю. Люблю я женщину? О нет, боготворю.
Я – произнёс. Она – явилась: вот же она. Посреди моей бесконечной секунды. И на всю эту бесконечную секунду нам стало тепло. Но (напомню) – эта её ипостась была ярой противницей Русского мира и спасения человечества русскими.
Нагая женщина – среди веков и снегов, Мария На-Заре. И вот каков разговор меж нами состоялся. Разумеется, присутствовавшая при разговоре геологиня Маргарита (хотя – в те годы восторженная сторонница генсека Горбачёва) – была бы со мной солидарна: Россию всегда надо спасать.
Мария На-Заре – тоже не собиралась Россию предать. Разве что (вольно или невольно) – на распятие, с последующим Воскресением; слава Богу (при всём восхищении) – не ей это решать.
Мария На-Заре (в отличие от геологини) была красива; здесь (на земле) – она была москвичкой из интеллигентной семьи: она не считала, что Россия в такой уж опасности: серия интеллигентски осмысленных новаций, и моя родина (или сборище маленьких родин) вполне может процветать.
Юная нагая женщина, вся в лёгком сиянии, подошла – не тревожа снега и века; как женщина – она предлагала мне выбор: она или истина! При всём при том – она была ипостасью истины: здесь никакого выбора быть не могло (часть не есть целое)… Ох, тяжела ты, светоносная корона Люцифера!
Она сказала:
– Я не общаюсь со сторонниками СВО. Если только это не мои кровные родственники.
Я ответил:
– Я сторонник СВО. И я не твой кровный родственник.
Как именно произошёл этот короткий диалог? Через тридцать лет (или даже поболее) – путём переписки по ватсапу; сейчас (когда никаких гаджетов ещё не существует) – просто и молча.
Ответ был получен. Бесконечная секунда кончилась. Теплая нагая женщина посреди преисподнего леса истаяла.
Принесённое ею тепло (бесконечной Леты) – иссякло.
Но где-то (и в чём-то) – не иссякло. Ведь они (геологиня и ангел) – всё вынесли. Всё вынесли они – потом: и крах Царства Божьего СССР, и дикое унижение преданной и стремительно нищавшей России, и даже мои почти что блокадные зимы 91–92 годы (когда соседние прибалты подчёркнуто радостно перекрыли поставки продовольствия в Санкт-Ленинград); но – я не могу сказать о не-до-любовниках, что больше они друг с другом не виделись.
Я просто не хочу помнить о других встречах.
Скажу лишь, что больше друг с другом они не спали. И минуло тридцать (и более) лет. Через тридцать (и более) лет я могу попробовать объяснить, почему я называю моего героя падшим ангелом, а королеву Маргариту – геологиней: потому что использовать (как некие инструмент) тонкие знания в реальном заиндевелом лесу бытия – глупость.
Лет через тридцать я это понял.
Лет через тридцать и геологиня (тогдашняя полу-богиня земли) со мной обязательно бы согласилась: нельзя лезть в недра, используя мистический опыт как кирку и лопату рудокопа; а что Мария На-Заре предъявляла свой ультиматум в заиндевевшем лесу – это как раз нормально: Герой выберет правильно, а дурак решит, что его обманывают, и ошибётся.
Думаю, сейчас она со мною согласна; знай она это тогда (или намеренно – по женских – обманываясь), не пришёл бы их с ангелом секс ко взаимной бессмысленности отношений (а в большем объёме – всех нас – к потере СССР; разумеется, не совокупление геологини и ангела тому причиной, а всеобщее наше невежество).
– Да, – сказала бы геологиня, а потом – обязательно бы процитировала:
«Один дровосек рубил дрова на берегу реки и уронил свой топор. Течение унесло его, а дровосек уселся на берегу и стал плакать. Пожалел его Гермес, явился и узнал у него, почему он плачет. Нырнул он в воду, и вынес дровосеку золотой топор, и спросил, его ли это? Дровосек ответил, что не его; во второй раз нырнул Гермес, вынес серебряный топор и опять спросил, тот ли это, который потерялся? И от этого отказался дровосек; тогда в третий раз вынес ему Гермес его настоящий топор, деревянный. Признал его дровосек; и тогда Гермес в награду за его честность подарил дровосеку все три топора.
Взял дровосек подарок, пошел к товарищам и рассказал все, как было. А одному из них стало завидно, и захотел он сделать то же самое. Взял он топор, пошел к той же самой речке, стал рубить деревья и нарочно упустил топор в воду, а сам сел и стал плакать. Гермес явился и спросил его, что случилось? А он ответил, что топор пропал. Вынес
