сдержать улыбку.
— До единого, — серьезно кивнул мой лазутчик. — Большой Человек, я принес веревку. Обмотай конец вокруг себя — я попробую тебя вытащить.
— А как же решетка?
— Сейчас я перережу веревки…
— Погоди!.. — я слишком громко вскрикнул, позабыв о приказании соблюдать тишину.
Сердце мое судорожно заколотилось. Сбежать из треклятой ямы хотелось. Очень хотелось! Тем более, Черный Хвост бегает с копьем… Но события последних трех дней подкинули мне много пищи для размышлений. Разве обязательно рубить гордиев узел? Я явно нащупал какие-то ниточки. Еще не знаю, как их тянуть, но… Но я очень хотел попробовать! Ведь, если получится… Если получится избежать войны…
— Сын Обезьяны! — позвал я притихшего «ниндзю». — Ты должен оставить меня здесь. Я так решил. Но у меня есть к тебе важная просьба. Ты не обязан ее выполнять, но, если сможешь — это спасет много жизней.
— Какая просьба?
— В главном зале, в доме Ицкагани на постаменте стоит череп. Укради его для меня!
Тишина звенела! Сын Обезьяны явно завис и молчал так минуты две. И наконец, заговорил:
— Ты потом расскажешь мне, в чем твоя хитрость?
— Конечно! — обрадовался я необычной (как всегда!) цене за услугу от безрода.
— Тогда я попробую. Ночью в дом имачаты мне не зайти. Но я наблюдал — утром на подворье Ицкагани приходит много людей с южной части Урочища. Они несут продукты, воду, разные подношения. Попробую смешаться с ними.
И Сын Обезьяны исчез, не прощаясь. Я же забрался в самый сухой угол и до утра не смыкал глаз, нервно грызя ногти левой руки. Есть! Наверняка есть способ убедить Ицкагани, что я не камень на его пути. Что я не враг его отцу.
Утром Ицкагани, кстати, снова пришел. Но, видимо, уже не по-своему желанию, а по привычке, которая успела выработаться за три дня.
— Хочешь узнать, чем закончилась вторая сказка? — спросил я.
— Нет, — отмахнулся имачата.
— А я всё равно расскажу. Даже без лепешки. Сын рыбака смотрел на незнакомца, который рыбачил в горном озере — и сердце его наполнялось кровью гнева. Он шептал, что другой мужчина не имеет права делать то же самое, что и его отец. Но на самом деле, ему было просто жалко рыбы, хотя, мальчик себе в этом и не признавался. Он взял большой камень, подкрался к незнакомцу и ударил того по голове. Мужчина упал в воду, захлебнулся и утонул. Мальчик радовался. Мальчик говорил, что защитил честь отца. А потом умер от голода. А мог бы научиться у незнакомца ловить рыбу крючками.
Тишина.
— Вот, — добавил я, давая понять, что история закончилась.
— Какая дурацкая сказка, — процедил холодным тоном Ицкагани. — Она не стоит даже маленького куска лепешки.
И ушел. От меня все уходят, не прощаясь. Я видел, что все мои намеки доходят до моего пленителя. Он всё понимает. Но слышит ли он меня? Или наоборот, ожесточается сердцем против слов, которые ломают ему привычную картину мира. Конечно, проще, когда есть воплощенный объект, стоящий на пути единения с отцом! Особенно, когда объект сидит в грязной яме, воняет, плачет, и на него можно от всей души харкнуть, когда прижмет. А вот принять, что дело не во мне, а в голове Ицкагани — не хочется. Неприятная, непривлекательная истина.
Рассуждая на темы принятия и непринятия, я потихоньку сомлел под выползшим на небо солнышком, и, похоже, пропустил важный момент. Проснулся, когда «пчелиный улей» имачатова дворца уже вовсю гудел. Кто-то кричал, кто-то плакал, кого-то чем-то били. А вокруг все бегали, носились…
«Неужели это Сын Обезьяны? — задохнулся я от волнения. — Неужели он смог?! Или…Или, наоборот, не смог».
От последней мысли стало страшно. Я старательно прислушивался к голосам, надеясь не услышать знакомых интонаций моего лазутчика… И не услышал. Но это меня мало успокоило.
Суета не утихала. Кажется, вся дворня коварного имачаты искала череп! Ко мне, кстати, с проверками не лезли. Только бегали мимо, лишая покоя. За несколько часов я настолько привык к суматохе, что уже перестал ее замечать. Вот и очередные шаги мимо тюремной ямы проигнорировал. Вздрогнул только тогда, когда меж прутьев решетки протиснулся кусок грубой холстины и с глухим стуком покатился по стенке вниз. Я осторожно подошел к комку, откинул край — и на меня вылупились пустые черные глазницы.
Череп! Тот самый, с расписными солнцами на макушке и чернеными зубами.
— Привет, Охотник, — ошеломленно выдал я.
Тут же спохватился, туго смотал холстину, запихал черепушку в какое-то углубление в стене и залепил комьями глины. А потом трясся от каждых новых звуков шагов — а ну как спустятся и искать начнут! Нет, такого мне не надо.
Однако, до самого глубокого вечера никто ко мне в гости не пожаловал. Равно как и ночью — не знаю даже, как там дела у Сына Обезьяны сложились. Сумел ли сбежать?
За весь следующий день обо мне вспомнили только единожды: какой-то слуга молча кинул вниз черствую лепешку и горсть полуобглоданных костей (кажется, утиных). Даже сказку не попросил рассказать. Я маялся от безделья, мучился от голода и догрызал последние ногти, потому что Ицкагани напрочь пропал и на новые сеансы по психоанализу не являлся. А времечко уходило.
На следующий день снова зарядил дождь. Из-за него толком выспаться не удавалось даже днем. Сначала я стоял под струями дождя, чтобы хоть как-то отмыть налипшую грязь, а потом, уставший, завалился в наименее сыром углу, чтобы снова в этой грязи измазаться. Но еще до обеда что-то изменилось: притихшее было подворье имачаты просто взорвалось новым бурлением! Снова бегали люди, снова что-то болтали, спрашивали, кричали. Градус тревоги был явно выше, чем в день пропажи черепа.
Я вскочил взволнованный, потянулся к решетке, надеясь хоть что-то разобрать в голосах. Но объяснения пришли ко мне сами. Сразу несколько человек, которых я толком не мог рассмотреть, окружили мою яму. Что-то заскрипело, затрещало — решетка приподнялась и была откинута в сторону. К краю ямы подошел сам Ицкагани, закутанный в насквозь промокший плащ.
— Слушай меня, Сухая Рука: сейчас тебя вытащат из ямы, отведут к берегу Великой. И ты скажешь своему Черному Хвосту, чтобы тот убирался домой! Если он и его люди не послушаются, то клянусь, я тут же накормлю твоею кровью всех двенадцать духов Черного Урочища! Ясно?
— Не очень, — искренне признался я. — А что здесь делает Черный Хвост?
— Твой бешеный койот привел сюда всё ваше поганое войско! Он угрожает мне! Мне! Требует вернуть своего калечного владыку и грозит нам всяческими карами! Останови его! Или,
