спокойно сказал Даниэль. — Я твой хозяин, а не наоборот. И сейчас я приказываю тебе: уходи!
Лоа бился, но Даниэль ощущал свою силу. Он сможет вытолкнуть лоа из тела, а уж потом как-нибудь разберутся с ним. Ему нужно вернуться.
— Ego sum dominus.
Даниэль шептал привычные молитвы и приказы, ощущая, как дрожит лоа. А потом услышал, как его зовут, и двинулся на голос.
***
— Даниэль!
Лоа бился, рассыпался и распадался.
Вытолкнутый из тела, он оказался мишенью для семейного круга, который на этот раз был больше, сильнее, мощнее, чем когда-то с Майклом. Он не только закрывал перекрестки и изгонял лоа. Он уничтожал его.
Мэтт чувствовал это, а еще слышал, как неестественное шипение сменилось криками боли, и они уже походили на человеческие, но в то же время тело по-прежнему принадлежало лоа.
Мэтт звал не только и не столько голосом, сколько чем-то глубоко внутри себя. Привязанность. Теплом. Любовью.
Они могут прожить без Даниэля. Мир не рухнет без него и продолжит идти свои чередом. Но сильно опустеет.
Отец читал заклинания, дым в комнате вихрился, и Мэтт уже перестал понимать, что происходит.
Внезапно всё затихло.
Крик оборвался, тело Даниэля обмякло. Семейная энергия проникала в него, а лоа распался, будто конфетти на празднике. Мэтт ощущал, как его потряхивает, отец замолчал. Никто не решался двинуться.
Мэтт сделал шаг вперед и чуть не рухнул на подогнувшихся ногах. Уперся руками в кровать и медленно опустился на колени. Даниэль дышал рвано, приоткрыв рот, как человек, который долго бежал или боролся. Его веки дрогнули, и глаза открылись, хотя явно с трудом фокусировались.
— Дан?
Мэтт не знал, что спросить, какую быструю проверку устроить или хотя бы убедиться, что у брата не кисель вместо мозгов.
— Если это не ты, я вызову твой призрак и придушу собственноручно, — пробормотал Мэтт.
Даниэль шевельнулся, и Мэтт уже приготовился к чему угодно.
Вместо ответа, Даниэль сжал руку в кулак и показал средний палец.
Эпилог
Мэтт явно чувствовал себя на кладбище неуютно.
Не то чтобы Даниэль этого не видел, но для верности Мэтт еще и сообщил:
— Здесь охренительно неуютно.
День стоял по новоорлеански солнечный и влажный, но летний жар сменялся осенней сдержанностью. Туристы предпочитали другие кладбища, хотя и здесь между приподнятыми над землей склепами и каменными могилами встречались праздношатающиеся люди.
Даниэль и Мэтт стояли перед аккуратным саркофагом, где рядом с высеченным именем красовались нарисованные три крестика — знак того, что здесь лежит колдун или колдунья.
Положив маленький букетик полевых цветов, Даниэль покосился на Мэтта, который переминался с ноги на ногу:
— Ты сам захотел прийти.
— Но ты предложил!
— Извини…
— Нет, — буркнул Мэтт. — Это ты извини. Мне правда здесь неуютно, но ты прав, я хотел прийти. Думаешь, она была бы не против?
— Конечно. Ты ей нравился.
— Ага, особенно когда при знакомстве вылил на нее кофе.
Даниэль улыбнулся:
— Анаис больше испугалась за тебя, а не за платье. Ты так быстро убежал, что она послала меня за тобой.
— Мне стыдно было! Первая твоя девушка, с которой меня знакомишь, а я веду себя, как придурок.
— Почему «как»?
Мэтт возмутился, Даниэль рассмеялся. На самом деле он ценил, что брат согласился пойти с ним, хотя кладбища действительно не любил из-за обилия призраков. На могиле Анаис Мэтт никогда не был, и теперь Даниэль понимал, что отчасти именно из-за аварии.
Выбитое на камне имя напоминало, что точно так же мог закончить и Даниэль.
— Пойдем, — сказал Даниэль. — Нужно заехать за пирожными, которые просил дед. Иначе он так и будет мучить Айвори.
После семейного ритуала все сначала радовались, потом отсыпались. А после каждый увлекся чем-то своим. Бернард вот жаждал записать всё, что произошло, но с литературным языком у него было не очень, так что Айвори пришлось ему помочь. Именно пришлось — потому что он как тот, кто видел семью со стороны и многое «знал», стал тем человеком, которого дед с утра до ночи мучил расспросами.
— Мне кажется, он не решается спрашивать тебя, — хмыкнул Мэтт, когда они двинулись по дорожке с кладбища. — Наверное, думает, для тебя это сложно.
Даниэль пожал плечами:
— Я бы рассказал без проблем! Но раз мне удалось ускользнуть от бдительного ока деда, не буду его разубеждать. Тем более, это дало мне время заняться собственной книгой.
— О, ты ее начал?
— Ну… по правде говоря, закончил.
Мэтт встрепенулся и пихнул брата в бок:
— Когда можно почитать?
— Кинул тебе на почту.
— Эй, а почему молчал? Просто тихонько кинул!
— Ты же увидишь.
Мэтт закатил глаза и ругался до самых ворот. Они обогнули парочку туристов, которые восторженно тыкали пальцами в чью-то могилу, сверяясь с мобильником. Мэтт неожиданно посерьезнел:
— Ты расскажешь Натали Бреннан правду?
— Уже.
Хотя в семинарии их учили быть добрыми и всепрощающими, Даниэль признавал, что учился так себе. Он не сомневался, что и без нее Майкл рано или поздно совершил бы ритуал. Правда, возможно, тогда рассказал бы родным или закрыл перекрестки. Лоа остался во многом из-за Натали.
Даниэль не мог не злиться, что именно из-за этого лоа нашел Анаис. Из-за этого она умерла. И посчитал, что Натали должна знать, и само знание станет достаточным наказанием для нее.
— Что сказала? — полюбопытствовал Мэтт.
— Не поверила, потом накричала на меня, начала проклинать… ну, я, конечно, ответил, что это мы уже проходили, и у нее ничего не вышло. Потом она замолчала. Думаю, до нее наконец-то дошло, что она сделала, и к чему это привело. Натали Бреннан своеобразный человек, но она правда любила дочь. Как думаешь, каково осознавать, что частично вина за ее смерть на тебе?
Они вышли с кладбища и направились в сторону мотоцикла Даниэля. Он нацепил солнечные очки и прошептал несколько слов, приказывая лоа. Они затрепетали рядом, устремились узнавать, и тут же принесли ответ.
— Перерыв в пекарне закончился, — сообщил Даниэль.
— Думал, наши семейные силы тоже исчезнут.
— Их дал лоа, но от него они больше не зависят. Так что нет. Ты расстроен? Тем, что по-прежнему видишь призраков?
Даниэль давно хотел спросить об этом Мэтта и в какой-то степени опасался. Он ощутил, как его плечи расслабились, когда Мэтт хмыкнул и покачал головой:
— Неа. Без них было бы… скучно.
Они подошли к мотоциклу, и Мэтт провел пальцами по написанным на бензобаке словам молитвы "In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti". На буквах сидела стрекоза, от которой Мэтт почему-то пришел в восторг,
