захлестнула подобно некой ужасной машине, перемалывая молодые жизни в своих огромных беспощадных шестерёнках. После битвы при Буйоне, продвижение Германии было остановлено на несколько недель в сражении вдоль побережья реки в северо-западной Франции. Натан и Стрелки Готорна сражались в битве на Марне. Натан заслужил Серебряную звезду, а рядовой Джеймс Джекинс получил медаль за отличия, а десятки других парней Готорна потеряли свои жизни.
Вскоре стало ясно, что только парни, которые собирались домой «ещё до листопада» были единственными, чьи души уносились с поля сражения Дарклинги. Там было так много душ, чтобы переправить их, что нам потребовалось ещё больше Дарклингов. Они прилетели со всех уголков мира. Арсиноя предложила использовать Замок Буйон как их плацдарм. Я пробыла там несколько месяцев, но когда Рэйвен присоединился к Стрелкам Готорна (Мистер Фарнсворт, работавший в Британском Военном министерстве, выторговал ему офицерский чин), я решила, что не могу провести всю войну, помогая только погибшем. Я вызвалась добровольцем на работу в полевом госпитале близ фронта, где мисс Шарп стала главной медсестрой, а мисс Кори водила машину скорой помощи.
Я спросила у Хелен, не хочет ли она стать волонтёром, но она сказала, что из неё будет никудышная медсестра. Она вернулась в Париж и с Манон занялась оказанием гуманитарной помощи для бельгийских беженцев. Она собирала деньги, обходя «бывших учениц» Блитвуда, живших в Париже, в том числе Джорджиану Монморанси и Андалусию Бомон, которые вместе жили в Монмартре. Разочарованные необходимостью полагаться на благотворительность, они с Мамон открыли школу плетения кружева и компанию по производству одежды, где производили бандажи, носки, свитера и другие военные расходники.
«Не совсем высокая мода, — писала мне Хелен, — но мне нравится считать, что наши солдаты будут лучше всех одеты на фронте».
Мне было интересно, а не были ли они не просто хорошо одеты. Когда я спросила Манон о том, как она ухитрилась создать кружевную шаль, пропитанную магией, чтобы исцелить раны Хелен от сумрачной вуали и освободить от власти ван Друда, она пожала плечами с французским безразличием и ответила:
— Женщина всегда чувствует себя лучше, когда носит нечто красивое, не так ли?
Мисс Кори считала, что Манон должно быть была настоящей ткачихой заклинаний, способной передавать исцеляющие заклинания через рукоделие. Мне нравилось думать, что каждый носок и шарф, который Манон связала для фронта, оградит солдата от вреда.
Марлин был слишком тяжело ранен, чтобы вступить в армию, но они с Луизой Бекуит (годы игр в карты сделали её умелой шифровальщицей) работали с Британской Разведкой над взломом немецких кодов. Кам Беннет, выдавая себя за парня, летала на аэропланах, собирала разведданные и передавала их Союзникам. Дейзи устроилась на работу в Американское посольство в Париже вместе с мистером Беллоуз, Агнес и Сэмом Гринфедером. Она писала статьи для газеты «Канзас Сити Стар» с призывами к американцам придти на помощь Франции и Британии. Насколько я могла судить, шпионом она не стала. Долорес была единственной, кто снова и снова уходила в тыл врага и приносила разведданные о передвижении Германских войск. Их с Гасом застрелили где-то в районе Эльзаса весной 1915 года. Беатрис, убитая горем из-за смерти сестры, вернулась в Америку с отцом, чтобы провести агитационный тур по усилению американской помощи в войне. На пути назад в Европу, она села на борт «Лузитании». Корабль подвергся торпедному обстрелу со стороны немецкой подводной лодки недалеко от побережья Ирландии и был потоплен в течение восемнадцати минут. Беатрис спасла с десяток переживших обстрел, включая и её отца. Беатрис стала неутомимым борцом за присоединение Америки к войне.
Во время Битвы на Сомме, я затаила дыхание, всё время боясь, что услышу о гибели Руперта Беллоуза, даже несмотря на то, что мистер Беллоуз по-прежнему работал в посольстве в Париже. Вместо этого в госпиталь вошёл Натан с раненным солдатом, покрытым с головы до ног кровью. Только, когда он положил солдата на операционный стол, я узнала в нём Рэйвена.
— Уведи Аву отсюда, — рявкнула Натану мисс Шарп.
— Уведу, — ответил Натан. — Вот только вряд ли смогу сделать хоть шаг.
И тогда я увидела, что из правой ноги Натана торчит кусок пулевой шрапнели. Я помогла ему дойти до койки и перевязала его рану, пока мисс Шарп и молодой хирург из Ливерпуля оперировали Рэйвена.
— Что если они не знают как исправить состояние Дарклинга? — разволновалась я.
— Думаю, все части тела вполне похожи на наши, — сказал Натан, поморщившись, когда я промывала его рану. — За исключением крыльев и какого бы там ни было органа управления безрассудной храбростью этого болвана. Нас накрыло пулемётным огнём, и фриц метнул гранату в нашу траншею. Рэйвен увидел это и вдолбил в свою глупую голову, что схватит её и улетит на нейтральную территорию, только вот взорвалась она раньше, чем он смог сбросить её.
— И, судя по всему, ты был единственным, кто отправился за ним на нейтральную полосу, — сказала я, сдерживая слёзы.
— Ну, если бы я это не сделал, боюсь, вы с Хелен больше никогда не заговорили бы со мной.
Я вылила полный сосуд карболовой кислоты на его рану, и он взвыл.
— А это, чёрт возьми, за что?
— За то, что рисковал своей жизнью, — сказала я, а потом поцеловав его, и отправилась узнать нет ли каких новостей о Рэйвене, но он всё ещё был в операционной.
Я выстирала и сложила порядка тысячи повязок, прежде чем появилась Вионетта. Её лицо было бледным.
— Он жив, — сказала она мне, — но его раны очень серьёзные. Нам остаётся лишь ждать и тогда будет видно.
— Я могу сделать большее, — сказала я ей.
Той же ночью я полетела в Буйон и нашла Рен. Когда я рассказала ей, она послала Сирену в лес собрать какие-то особые травы. Перед отлётом, Арсиноя обняла нас обоих и сказала нам, что она поставит свечку за Рэйвена. Мы летели назад над выжженными, поваленными лесами и опустошёнными полями Бельгии и Франции. Какой толк был возвращаться и менять будущее, если Рэйвен не будет делить это будущее со мной?
Когда мы приземлись у госпиталя, Рен взяла меня за руку.
— Эти последние два года я наблюдала, как мой сын становится мужчиной, — сказала она. — Я бы не позволила ему лишиться любви, которую он питает к тебе или любви, которую он воздаёт этим людям. Ты не должна сожалеть о том, что произошло, даже если… — она не смогла закончить фразу.
— Мы не позволим ему умереть, — сказала я. — Мы вдвоём сохраним ему жизнь.
Мы нашли
