куда подальше. Беды одни от него. Без него от нечистецей как-нибудь защитимся, свечи помогут.
Ним послушно снял камень с шеи и повесил на ограду. Защитил или, напротив, навлёк беду? Как попал к девке и почему она его отдала? Пускай остаётся здесь, вместе со своими тайнами.
Велемир ходил к ручьям, текущим к озеру из леса, не стал окунать свечи прямо в Русалье, побоялся повторить участь Нима, разгневать верховного водяного. Прощаться ни с кем не стали, сорвались с места прямо в ночь, через лес, по узкой дороге, уповая на везение и помощь высших сил.
Лес сверкал в тонкой паутинке инея, дыхание лошади вырывалось влажными облачками, и Ним никак не мог поверить, что всё это происходит сейчас, происходит с ним; не мог поверить, что вот-вот закончится его путешествие, обернувшееся страшным.
Телега мчалась, подскакивая на ухабах, на ветках и камнях. Велемир разогнал лошадь, но всё же деревья проносились вовсе не так стремительно, как в тот раз, когда шутовские телеги неслись к озеру. Энгле держал в руке свечу, злой ветер гасил огонь, но Энгле того не видел: глаза его были закрыты, а губы беззвучно шептали заговор для Господина Дорог.
В лесах завывало, хохотало, будто гнались за ними разом все нечистецы Великолесья. Ним и сам жмурился, чтобы не видеть лиц и фигур, которые могли бы промелькнуть в темноте меж стволов, чтобы не видеть луну: круглую, жёлто-серебряную, зависшую точно над их головами. Если б он мог, то заткнул бы уши, но руки не слушались, а загнутые когти могли бы расцарапать кожу.
Поднимался ветер, злой и ледяной, предвестник настоящих холодов. Тут, вдоль дороги, леса стояли уже совсем голые, лишь редкие засохшие листья трепетали на самых макушках осин. Вот-вот и заволокут небо плотные облака и хлынет снег, смешанный с холодным дождём.
Дорога сверкала инеем, а когда на земле стали попадаться серебряные капли, Ним присмотрелся и понял, что это – светляки, невесть откуда взявшиеся осенью. Страшным, противоестественным туманом затягивало чащи, звенело морозом, и удивительно было, как ещё лошадь умудрялась скакать по узкой тропе, как еловые лапы, царапающие борта телеги, не сомкнулись впереди сплошной стеной.
«Явись и не сбеги…» – шептал Энгле исступлённо, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, как сильно он верит в то, о чём просит. Ним не мог отвести от Энгле взгляда: он белел в серебристом свете, словно сам возник из морозного тумана, и на его лице читалась истовая покорность судьбе, чистое повиновение.
Лошадь заржала, встала на дыбы, чуть не перевернув телегу. Велемиру едва удалось успокоить её, он и сам чудом удержался и не выпустил поводья. Энгле всполошился, выронил свечу, перегнулся через борт телеги и благоговейно ахнул. Ним тоже выглянул: на дороге, прямо перед лошадью, стоял человек – худой, невысокий, в богато отделанном кафтане. Над головой он держал что-то вроде фонаря, и Ним не сразу понял, что это – рука человека, сплошь облепленная светляками. Человек держал её так, чтобы тусклый свет падал на телегу.
– Время встреч со старыми друзьями, – произнёс он скорее весело. Казалось, он вовсе не удивлён. – Ты привык на меня уповать, стоило мне явиться к тебе однажды. Как твоё имя, напомни? Тальн?
– Энгле Тальн, – шепнул Энгле.
– Что тебе нужно? – спросил человек уже строже.
Велемир крепче сжал поводья, так, будто приготовился в любой миг пустить лошадь галопом. Ним подобрался ближе к нему, протянул руку к Энгле, но тот спрыгнул с телеги, даже не обернувшись на друзей. У Нима заныло в груди от дурного предчувствия: Энгле двигался как во сне, словно не существовало больше ничего, кроме странного человека и его светляков.
– Кто это? – шепнул Ним Велемиру. – Неужели Господин Дорог?
– Не поверил бы, пока сам не увидел. Кажется, он и есть.
Энгле поравнялся с Господином Дорог и в свете светляков стал казаться почти прозрачным, как водный нечистец. Ниму сделалось ещё неуютнее.
– Выведи нас. Разведи по домам. Велемира – к его семье, меня – к матери, а Нима – в Царство, туда, где спадёт его проклятие.
Господин Дорог улыбнулся. Ним не поверил своим глазам: его лицо из почти старческого сделалось гладким и задорным, как у юноши.
– Всех троих – да по разным тропам? Всем троим – да отдельные узоры?
Второй рукой он вынул из кармана коклюшки с намотанными на них тонкими блестящими нитями.
Энгле кивнул, тоже улыбаясь так счастливо, как никогда не улыбался на памяти Нима.
– Да. Каждому по пути. Мы отплатим, ты не волнуйся. Я ведь платил.
– Ты нашёл сокола, верно, – деловито кивнул Господин Дорог. Двумя пальцами он ловко переплёл нити, намечая что-то вроде основы для кружева. – Ты нашёл, а он, – Господин Дорог указал коклюшками на Нима, – привёл тварей, сам того не желая, камнем сманил. Сокол за вас, юнцов, заступился, потому что я того пожелал. Пожелал, чтобы его ранили, хотел показать лесовому, что твари – не те, кого стоит терпеть. Они как язва на теле наших Княжеств, а одному мне с ними не совладать…
Господин Дорог бормотал, накручивая нить на пальцы, то улыбался, то хмурился, его лоб то покрывался морщинами, то разглаживался, а светляки слетали с руки, пересаживались на волосы, на плечи, потряхивали прозрачными крыльями и перебирали лапками.
– Я расплатился, верно? – спросил Энгле. – Сокола нашёл и даже помог тому пареньку, который с ним был. Так что, сделаешь, как сейчас прошу?
– Расплатился, расплатился… – Господин Дорог сделал петлю на кружеве и затянул. Его пальцы плясали так ловко, что даже одной рукой он выплетал узор, сложный и вычурный, каким украсила бы свой наряд любая знатная дама в Царстве. – Отдал один должок, тут же пришёл за другим. Сперва я не думал, что Владычица Яви уступит соколу жизнь. Мне нужно было только показать лесовому, на что способны твари, разозлить его смертью друга, но тот юноша так просил… Моя жена уступила, мы сплели его путь иначе, и теперь-то я уверен, что так стало правильнее. Но – где убыло, там должно прибыть. Слышали о правиле жизни? Слышали, слышали, а если не слышали, то сейчас слышите. Куда, говоришь, вам надо?
– По домам, – повторил Энгле, не сводя с Господина Дорог заворожённого взгляда. – Мне – к матери. Велемиру – к семье. Ниму – в Царство.
– К семье, в Царство… Ты очень уповаешь на меня, верно, Энгле Тальн?
Господин Дорог встряхнул пальцами, расстилая золотое кружево. Светляки взлетели с его руки и пересели на дорогу, сделав её похожей на серебрящийся под луной ручей. Энгле шагнул к нему ещё ближе, словно собирался обнять.
– Энгле! – позвал Ним. Ему совсем не нравилось, что происходило. – Энгле, иди к нам! Сами разберёмся, не стоит, в самом деле…
Энгле обернулся – безмятежный, счастливый. Обернулся и махнул Ниму рукой.
– Не волнуйся. Я же говорил: надо попросить, и всё будет хорошо.
– Просить, просить, – повторил Господин Дорог.
С лесом вокруг начинало твориться что-то неладное. Ёлки будто выстроились ровнее, ветер замер, и вместе с ним застыло и время. Ним завертел головой, пытаясь понять, что именно произошло.
На дорогу вышла женщина в белом. Подол её платья несли прозрачные детские фигуры, а если присмотреться, можно было разглядеть истончившиеся, едва заметные силуэты других людей, идущие за ней. Ним сперва подумал, что это нечистецы, но силуэты вовсе не походили ни на кого из прежде виденных им лесовых и водяных.
Господин Дорог подал женщине руку и подвёл её к Энгле. Лошадь зафыркала, заметалась, и Велемир с трудом сдерживал животное.
– Энгле Тальн, боюсь, уже поздно для этой истины, но я бы хотел, чтобы хотя бы твои друзья усвоили её, – произнёс Господин Дорог ледяным тоном. – Ты перестал выбирать сам. Однажды получив желаемое, решил, будто я обязан являться к тебе по первому зову и делать всё, о чём попросишь. Такого я не терплю, извини. Друзей разведу туда, куда нужно, жизни
