обратись к нему. Сэкономишь деньги. Сколько экземпляров тебе нужно?
– Четыре.
– You are joking, right?[49] Что значит четыре экземпляра? Ты не хочешь, чтобы твоя книга попала в магазины?
– Не особенно.
– Тогда зачем?… Ладно. You know what, it’s none of my business[50]. Но учти, самый маленький тираж, который я могу тебе напечатать, – это «поэтический», триста экземпляров. А у тебя, если я правильно понимаю, не книга стихов.
– Нет, не книга стихов.
– Неважно. Это твоя книга, и ты волен делать с тиражом что хочешь. Хоть на помойку выброси, мне все равно.
– Ладно.
– Когда, ты сказал, ты хочешь книгу? Через полтора месяца? Придется поднапрячься. На следующей неделе начинаем печатать учебники. Тут будет сумасшедший дом.
Что-то бурча себе под нос, он записал в свой блокнот несколько цифр, затем достал калькулятор и перепроверил вычисления. (Он всегда считал дважды, на всякий случай. И калькулятор всегда служил ему лишь подспорьем, поскольку он больше доверял столбикам цифр на бумаге.)
«Роланд» продолжал работать. Я вдохнул густой, сладкий аромат типографии. Ребенком я стеснялся этого запаха, который приставал ко всем отцовским рубашкам, но теперь понял, что соскучился по нему. Я вдруг вспомнил нашу единственную семейную поездку за границу – десятидневный классический тур по Европе. Мы шагали по улицам большого города – Мюнхена? Вены? – и вдруг отец оторвался от нас и быстро зашагал, а потом и вовсе побежал в противоположную сторону. Позже выяснилось, что ему показалось, будто он слышит печатную машину, и он был обязан найти, откуда идет звук, и посмотреть, «Роланд» это или «Гейдельберг». «Are you completely out of your mind?»[51] – спросила мама, когда он вернулся. Отец не ответил. Родители не разговаривали друг с другом до самого отеля.
Отец поднял глаза от калькулятора на меня.
– I’ll do my best[52], – сказал он и добавил: – Хорошо бы ты закончил редактуру на этой неделе.
– Круто, спасибо, – пробормотал я в полной растерянности. Я ждал, что отец на меня накричит, что он начнет рвать на себе волосы. Как ни странно, он выглядел даже довольным.
– Я тоже хотел кое о чем тебя попросить, – сказал он, слегка подавшись вперед.
«Вот оно! – подумал я со вздохом облегчения. – Все имеет свою цену».
Отец написал на маленьком оранжевом стикере номер телефона.
– Я хочу, чтобы ты позвонил Янкеле Рихтеру. Помнишь его? Он сидел рядом с нами на свадьбе Яары. Я хочу, чтобы ты узнал у него, какие лучшие курсы по хай-теку. И я прошу тебя на них записаться.
Я покорно кивнул. Мой отец – бизнесмен, и не стоило труда догадаться, что в обмен на согласие напечатать книгу он чего-то от меня потребует. Я взял стикер. Даже если курсы по хай-теку существуют, с надеждой думал я, из-за экономического спада набор они объявят еще нескоро.
Я поднялся со стула.
Отец взял у меня рукопись и взвесил ее на ладони.
– Молодец, son, – сказал он и вдруг похлопал меня по плечу. – Написать книгу не просто, совсем не просто.
Впервые с тех пор, как я покинул родной дом, он меня похвалил. В его глазах светилась гордость, не имеющая отношения к бизнесу.
Мне тридцать два года. Последние десять лет я провел в отчаянных попытках не быть как отец. Я сбежал в Тель-Авив, чтобы не получить в наследство типографию и не стать его копией – никому не доверяющим скопидомом, открыто презирающим все, что не приносит мгновенного дохода…
И все же, когда отец произнес эту короткую фразу, мое сердце затрепетало от нежданной радости.
«Написать книгу не просто», – повторял я про себя, спускаясь к морю по улице Фрейда. Очень непросто. Но я справился. Я сдвинулся с мертвой точки. Я вырвался из своего загона и два месяца подряд скакал галопом. Мне хватило дыхания. Правда, сделал я это ради Офира. Ради симметрии наших желаний. Но если я сделал это один раз, значит, смогу сделать снова. Могу разорвать цепи, которыми сам себя опутал. Выбраться из гибельной трясины уныния. Преодолеть свои вечные сомнения и свою зажатость. Я загадаю новые желания к чемпионату 2006 года, и они сбудутся. Я могу измениться. Найти себя. Найти цель в жизни. Я могу полюбить другую женщину, не Яару. Я могу – теперь, когда море открывается передо мной в своем сиянии, – я могу быть другом своим друзьям. Мне больше не понадобится замораживать их на страницах своей рукописи. Конечно, скоро их жизнь будет еще больше отличаться от моей, но это не значит, что моя книга должна стать реквиемом.
* * *
Когда ты мчишься по дороге № 2, которая для тебя всегда была дорогой № 1, пейзаж проносится мимо окна и ты не замечаешь ни оттенков зеленого на полях, ни стремительно меняющих конфигурацию птичьих стай над рыбными прудами кибуца Мааган-Михаэль. Ты не смотришь на заброшенную арабскую деревушку Джисер-а-Зарка, где несколько месяцев назад кто-то бросил с моста бетонный блок на проезжавшую внизу машину, но ты этого уже не помнишь и вообще не вспоминаешь прошлое, потому что твои мысли от него освободились и устремились к тому, чего еще не случилось, к тому, что случится; между Зихрон-Яаковом и Хадерой ты и вовсе забываешь про дорогу, забываешь, что ты за рулем, потому что внезапно тебя осеняет мысль: даже если книга будет напечатана всего в четырех экземплярах, надо бы внести в текст кое-какие изменения, кое-что затушевать, изменить имена, и географические названия, и внешность героев, чтобы никого не обидеть; возможно, стоит включить в текст отрывки из диссертации по философии и таким образом спасти ее от полного забвения. На подъезде к перекрестку перед Нетанией тебя встречает громадная вывеска ИКЕА, но ты и ее не замечаешь, потому что именно в эту минуту осознаешь, что помимо маскирующих поправок, дополнений и уточнений (например, какие команды в каком году играли в финале чемпионата) книге нужна достойная заключительная сцена, и до самой Герцлии развлекаешься, перебирая в голове варианты. Один из них включает робкую девушку, лежащую рядом с тобой на пляжном полотенце в «Хамей Гааше», другой переносит нас в 2022 год на трибуну стадиона, на чемпионат мира по футболу, в котором наконец-то принимает участие сборная Израиля, и все твои друзья едут туда, чтобы вместе смотреть лучшие матчи, но когда ты проезжаешь развязку в Кфар-Шмарьягу, в голове рождается – или залетает в окно с ветром – самая подходящая, единственно возможная концовка. Добравшись до дома, ты включаешь компьютер и пишешь:
