большей части из военнопленных. Правда, не все попавшие в плен германцы отправляемы были на поселения, многие из них предназначались для зрелищ в цирках, но число пленных после удачных войн бывало так велико, что приходилось поневоле обращать их в рабов. Случалось, что огромное количество германских воинов, иногда целые племена, отдавались после поражения на волю римлян без заключения каких-либо условий и были поселяемы на римских землях в качестве колонов. Из германских поселенцев вербовались и солдаты; бывало даже, что германские отряды поступали на службу к римлянам за жалованье. Часто римляне отводили целым племенам места для поселения на землях империи лишь под условием, чтобы те защищали эти земли от других варваров и оказывали римлянам помощь в случае войны. Таких союзников (или федератов) было очень много в Галлии, и даже франки вначале были такими союзниками. Мало-помалу вся Римская империя оказалась наводненной варварами. Германцы обрабатывали поля и входили в состав сельского населения, они же наполняли ряды армии, занимали даже высшие посты в военном и административном управлении. Население римское стало тяготиться обилием воинственных варваров, многие дальновидные люди прямо указывали на грозящую от них империи опасность, но уже было поздно. Германцы превратились теперь из «внешнего» врага во врага «внутреннего». Римская империя пала, побежденная не превосходством германских военных сил, не силою оружия, а постоянным, неутомимым просачиванием варваров на римскую почву. Самый факт падения Западной Римской империи совершился не вдруг, и 476 год вряд ли можно считать поворотным пунктом в истории. Еще и до 476 года римская власть в Италии была только номинальна, и этой номинальной власти над Западной частью Римская империя не утрачивает еще некоторое время и после 476 года. Одоакр10 – только наместник императора, франкские короли – только консулы Римской империи и считают этот титул величайшей для себя честью. Верховная власть императора еще признается всеми варварами. Таким образом, идея Римской империи не угасла, она продолжала существовать и позже, в умах современников, в представлениях христиан и варваров, в признании ее существования самим виновником переворота 476 года – Одоакром. Император должен был быть все-таки один для Востока и Запада, один над обеими частями империи.
Нам остается теперь предпослать нашему изложению краткое обозрение исторической литературы по вопросу о расселении франков и образовании Франкского государства на римской земле. Мы отметим преимущественно те из читанных сочинений, которые имеют особое значение, выражая собою две различные системы воззрений на события этой истории. Первое сочинение, представляющее для нас большой интерес в этом отношении, появилось в 1727 году. «Histoire de l’ancien gouvernement de la France» графа Буленвиллье (Boulainvilliers) вышла в свет вскоре после смерти Людовика XIV, ярого представителя абсолютной власти, и является полным противоречием абсолютизму во имя первоначальных прав аристократии. Автор доказывает, что Хлодвиг11 завоевал Галлию не один, а с помощью ополчения из свободных франков и с условием, чтобы он разделил с ними плоды победы; что эти франки, потомками которых он считает нынешнее дворянство, подчинили себе прежнее галло-римское население, поставив его в рабское положение. Потомки покоренных местных жителей – крестьяне. Таким образом, Буленвиллье первый высказал идею о существовании в нынешней Франции двух различных рас.12 Из факта завоевания Галлии свободными франками автор выводит заключение, что дворянство имеет полное право требовать, чтобы ему возвращена была его доля участия в управлении страной, «похищенная королевской властью», а крестьяне должны оставаться его рабами.
Этот чисто аристократический взгляд вызвал ответ со стороны Dubos, принадлежавшего к третьему сословию и по рождению и по симпатиям. В 1734 году Дюбо издал свою «Histoire critique de l’établissement de la monarchie française».13 Главная цель его – опровергнуть учение Булей-виллье. По взгляду Дюбо, завоевание Галлии есть только историческая иллюзия; варвары утвердились в ней в качестве союзников, а не врагов римлян; они вошли туда как работники и вспомогательные солдаты; позднее короли франков получили от императоров политическую власть; они наследовали права империи только вследствие формальных трактатов, на основании совершенно правильных уступок и договоров. Франки вовсе не захватывали какие-нибудь части территории, не лишали галлов поземельной собственности, не налагали на них особенных повинностей. С самого начала они жили с ними на принципах полного равенства (гражданского и политического), оставив им свободный и легкий доступ ко всем должностям и почестям. Сверх того он старался опровергнуть мнение о существовании дворянства у франков. Дюбо особенно настаивал на том, что среди них были ремесленники и даже рабы и что, следовательно, совершенно напрасно дворяне отыскивают там своих предков.
Взгляд Дюбо на то, что власть конунгов была вполне законной, санкционированной императорами, не лишен основания. Действительно, франкские конунги признавали авторитет императоров римских, несмотря даже на то, что империя давно утратила свое величие и блеск и центром своим имела не могучий священный Рим, а слабую Византию. Звание патриция, консула римского ценилось королями-варварами едва ли не более, чем звание конунга германского. Например, церковный писатель VI века Григорий Турский картинно и подробно описывает ликование Хлодвига при получении от императора Анастасия14 титула консула и патриция римского.
Против этих двух систем (имеем в виду Буленвиллье и Дюбо), которые с небольшими видоизменениями господствуют и до сих пор, ратовал знаменитый Montesquieu в известном своем сочинении «L’Esprit des Lois», где он осуждает односторонность своих предшественников.15
Монтескье хотел бы занять середину между Буленвиллье и Дюбо, но тем не менее склоняется более в сторону первого. Он находит, что Буленвиллье не доказал, что у франков существовало правило, по которому римляне были обращены в некоторого рода рабство. Но, с другой стороны, мнение Дюбо о том, что завоевания Галлии не было, кажется ему смешным и вызывает с его стороны ряд слишком строгих и незаслуженных нападок на Дюбо.
Нам остается теперь рассмотреть мнения еще двух новейших французских ученых, из которых первый возвратился в взгляду Буленвиллье, второй – к взгляду Дюбо.
Первый – знаменитый Августин Тьерри (A. Thierry) много занимался историей Франции. В известном труде «Considérations sur l’histoire de France» он подробно разобрал теории Дюбо и Буленвиллье.16 Тьерри возвратился к мнению гр. Буленвиллье, хотя сам принадлежал не к аристократической партии, а к либеральной, был представителем третьего сословия и самым серьезным историком его. Он считал, что уже в ранней истории Франции были условия для сложения третьего сословия, причем под последним он подразумевает не только буржуазию, но и народ. Невольно возникает вопрос: каким образом при этом направлении Тьерри мог склониться к взгляду гр. Буленвиллье?
Однако, несмотря на кажущееся противоречие, это является
