толпе. А вот на третий, когда рядом не было смотрителей, я украдкой просунул через щели в заборе пару луковиц — посмотреть, что будет дальше. Первой ко мне подошла Красавица. На задней ноге у нее виднелся шрам, но она даже не прихрамывала. Красавица изогнула шею, обнюхала меня с ног до головы — как в ту первую ночь в карантине, — обвила луковицу языком и отправила в рот. А когда к ней присоединился Дикарь, окрестивший меня щедрой порцией жирафьей слюны, меня было уже не переубедить в том, что они узнали мальчишку, с которым когда-то путешествовали по стране.
И конечно, я хотел разыскать самого Райли Джонса. Увидеть его с жирафами, послушать еще разок, как он говорит на их наречии. Я бы тогда подошел к нему и сказал: «Ну здравствуй, Старик». Но день ото дня я заставал другого смотрителя, помоложе, пускай и не менее ловкого и подтянутого. Каждый день он приветствовал меня кивком, а я отвечал тем же. Но однажды он заметил, как я кормлю жирафов луком.
— Эй, солдат!
Позабытый было рефлекс тут же велел: беги! Но я только напряженно застыл.
— Да, сэр.
Он окинул меня внимательным взглядом, задержав его на родимом пятне у меня на шее.
— Как вас зовут?
Я выдержал паузу.
— А кто спрашивает?
— Не Вуди Никель, случайно?
— А откуда…
Он широко улыбнулся.
— Райли предупреждал, что вы рано или поздно нас навестите. Пойдемте со мной.
Смотритель представился Сайресом, Сайресом Баджером. По пути он, опустив руку мне на плечо, сообщил грустную весть. Старик тоже скончался в этом же году. Я опоздал всего на месяц.
— Мэйбел, это парнишка Райли, — объявил Сайрес, когда мы зашли в какой-то кабинет — судя по всему, бухгалтерию. — Это знаменитый Вудро Уилсон Никель собственной персоной!
Не успел я и глазом моргнуть, как мне уже вручили чек за водительские услуги, пускай и задним числом.
— Погодите-ка, — попросила Мэйбел и стала что-то искать в ящике стола. — Райли велел вам передать кое-что. — Женщина со смехом протянула мне мешочек, полный деревянных никелей. — Он мне велел сперва выдать вам эти самые никели и сказать, что это и есть плата за работу, но на такое мне наглости не хватило, — пояснила она.
Мэйбел держала мешочек на весу, пока я не взял его — пускай и без особого удовольствия.
— Приглядитесь внимательнее, мистер Никель, — попросила она, вложив мне в ладонь один из никелей. — Это подарок от мистера Джонса.
Деревянные монетки оказались жетончиками, дающими право на проход в зоопарк. Их тут были сотни.
Сайрес вывел меня на улицу, наслаждаясь выражением моего лица. На его месте Старик наверняка тоже не на шутку развеселился бы.
Когда ко мне наконец вернулся дар речи, я спросил:
— А как он погиб? Снова чахотка?
— Чахотка? — Сайрес скривился. — Нет, с легкими у него был полный порядок. Его убило курение: начался рак горла. Откуда вы вообще взяли чахотку?
— Он мне сам рассказывал, что заболел ей примерно в моем возрасте, после того, как едва не уехал на гастроли с цирком. А логом он отправился на Запад, стал тут ковбоем, начал коров гонять да питаться дрожжевым хлебом — и выздоровел.
Приятель Старика хлопнул себя по колену и расхохотался. Смеялся он так заливисто и долго, что я едва не оскорбился. Он вытер глаза и наконец пояснил:
— Вуди, к Райли эта история не имеет никакого отношения! Это же биография доктора Гарри, основателя нашего зоопарка. Это он в детстве пытался сбежать с бродячим цирком. Потом заболел туберкулезом, уехал на Запад, сделался ковбоем и вылечился. Ауже после стал доктором, перебрался сюда и забавы ради занялся зоопарком. Райли Джонс в жизни своей не гонял ни одной коровы!
То есть Старик солгал?
Я не мог поверить своим ушам.
— Но он же терпеть не мог лжецов!
Сайрес улыбнулся:
— Не стал бы я его так называть. Лжецов никто не любит. А вот хороший рассказчик всегда в почете. Правда же? Порой хорошая история — это лучшее из лекарств. Думаю, вы в этом уже убедились.
Я вскинул руки:
— Тогда какова его реальная история?
Сайрес пожал плечами:
— Готов поспорить, он беспризорник. О сиротском приюте он ни разу не упоминал, но как-то обмолвился, что уже к десяти годам остался один. В те времена такое частенько случалось, увы. А вот при цирке он и впрямь служил.
Я был так потрясен, что утратил дар речи, а когда он снова ко мне вернулся, я, запинаясь, спросил:
— А… как же рука? Ее ведь лев в цирке покалечил, правда?
Сайрес снова расхохотался. Я явно сумел поднять ему настроение.
— Дау него тысяча историй про эту руку, у старины Райли-то, благослови его Бог! — воскликнул он, покачав головой. — Но ты, сынок, не расстраивайся. Он эти свои шутки с каждым из нас проворачивал. Я как-то уличил его в том, что он умудрился за один день изложить две совершенно разные версии событий. Может, он уже родился таким. А может, рука и впрямь угодила в пасть крупному хищнику. Возможно, случилось что-то до того страшное, что он и говорить об этом не желал. И это его право. Есть вещи настолько личные, что о них лучше помалкивать. Но я уверен в одном: если б он мог окончить свои дни в пасти у льва, а не в цепких лапах болезни, он бы так и поступил, — закончил он и отошел от меня.
А я все стоял, выкатив от изумления глаза, будто напуганная мартышка.
Сайрес сделал несколько шагов, остановился и обернулся ко мне.
— Пойдем, сынок. Тебе еще надо познакомиться с Начальницей, — сказал он.
Через минуту я уже стоял перед самой миссис Белль Бенчли, знаменитой хозяйкой зоопарка. Она выглядела точно так же, как и в октябрьский день 38-го, когда стояла у входа в зоопарк, раскинув руки, и приветствовала жирафов, — тот же наряд и строгий учительский вид. Это обстоятельство так меня растрогало, что я едва сдержался под напором чувств. Мы столкнулись у котельной — как раз за ней располагался ее маленький офис.
— Знаете, кто это? — ослепительно улыбнувшись, сказал Сайрес. — Это тот самый парнишка, о котором нам Райли все уши прожужжал. Мистер Вуди Никель!
— Вот так встреча! — Она протянула мне руку. — Как ваши дела? Расскажите скорее! — А следом завязалась приятнейшая из бесед, но вскоре ее прервала телефонная трель, и Начальница скрылась в своем кабинете.
Сайрес провел мне экскурсию по зоопарку и сопроводил к выходу. Но перед тем как уйти, я хотел задать еще
