Брат Жослен сообщает, что Самсон получил разрешение правительства на высылку евреев, но даже тогда представители Ричарда отказались дать настоятелю полную свободу действий.
Поэтому дозволение изгнать их было ему дано, но на том условии, что они сохранят все свое движимое имущество, а также им возместят стоимость оставленных ими домов и земли. И когда их выслали и под вооруженным конвоем препроводили в другие города, аббат издал приказ, согласно которому каждый, кто с этого времени примет евреев или даст им кров в городе св. Эдмунда, будет торжественно отлучен во всех церквях и у всех алтарей. Тем не менее впоследствии королевские судьи постановили, что, ежели евреи придут ко двору аббата, чтобы стребовать деньги со своих должников, надлежит позволить им пребывать в городе два дня и две ночи, а на третий день они обязаны были его беспрепятственно покинуть[868].
Подлинной сущностью дела о предполагаемом ритуальном убийстве в 1181 году был вопрос прав и привилегий, зафиксированных в королевской грамоте, дарованной аббатству несколько веков назад. После многих десятилетий борьбы права Бери неоднократно подтверждали папа, король и епископ. Примечательные привилегии, перечисленные в этой грамоте, включали чеканку монеты и право обмена денег, а также право решать судебные дела, подлежащие юрисдикции короля, вершить королевское правосудие по тяжким преступлениям, иммунитет от надзора епископа Норвичского, а впоследствии и от вмешательства папских легатов.
Каким бы духовным целям ни служила интерпретация смерти Роберта, в кризисный для обители Бери период гибель мальчика также использовали, чтобы подтвердить прерогативы аббатства, аббата и общины монахов в целом. У брата Жослена, составлявшего хронику на протяжении долгих лет и со временем несколько изменившего свой взгляд на Самсона, не возникало, однако, никаких сомнений относительно «Бери и еврейского вопроса». Он сочинил «Житие» Роберта, и это дает основания полагать, что он целиком поверил в истинность обвинений в ритуальном убийстве. Жослен с гордостью утверждает, что одним из самых значимых достижений аббата Самсона явилось изгнание евреев из Бери девятью годами позже. В Норвиче, как указывает Томас Монмутский, братия разделилась по вопросу почитания Уильяма. В Бери культ маленького Роберта послужил единению всей монашеской общины, а не только сторонников хитрого аббата Самсона.
Легко поверить ошибочным утверждениям о популярности св. Уильяма и не заметить почитания св. Роберта. По иронии судьбы, иллюстрации мученичества Уильяма куда чаще воспроизводятся сейчас, чем в Средние века[869]. И напротив, вплоть до недавней продажи музею Гетти, страница рукописи со св. Робертом воспроизводилась только однажды, более шестидесяти лет назад, в виде черно-белой репродукции. Объяснить этот факт в некоторой степени можно практическими соображениями, но есть также и стилистические, и эстетические причины. Изображение Роберта Берийского с занимающими полстраницы донатором и грамотой и при отсутствии каких бы то ни было евреев не отражает напрямую маргинализацию, ненависть, распятие и богоубийство, которые предположительно выявляются и усиливаются обвинениями в ритуальном убийстве. На изображении XV века из Лоддонской церкви Уильям Норвичский представлен гротескно растянутым и подвешенным на деревянной балке; этот образ исполнен насилия и угрозы и ясно подтверждает современные взгляды на Средние века. Он хорошо согласуется с нашими представлениями о содержании и смысле кровавого навета XII века. Миниатюра из рукописи в Бери этим представлениям не соответствует, поскольку ее фокусом является вопрос о правах и привилегиях.
Брат Жослен и аббат Самсон прекрасно понимали, что св. Роберт Берийский отвечает на самые злободневные запросы: как и прославленный св. Эдмунд, он имел важное значение для защиты рьяно охраняемых свобод обители. Поэтому неудивительно, что столетия спустя, когда Гарольда Глостерского уже забыли, алтарь в честь Роберта все еще существовал в Бери. Монахи рьяно отстаивали важность грамоты Эдуарда Исповедника, по всей видимости, именно ей отвели заметное место на миниатюре, изображающей мученичество Роберта, и эти два факта заставляют предположить, что по сути своей выдвинутое в Бери обвинение в ритуальном убийстве являлось преимущественно правовым, конституциональным и церковным[870].
Следующее такое обвинение, предъявленное уже по другую сторону Ла-Манша, аналогичным образом отражает проблемы, связанные с ролью короля, королевской властью, гражданской идентичностью и местными судебными властями, наличествовавшие в гражданском праве и отраженные в церковных культах. Аббат Бери, граф Блуа, граф Глостер и епископ Норвича понимали, что подобные обвинения порождают вопросы об использовании власти и манипулировании ею. Эти якобы «иррациональные», «причудливые» «литературные тропы» проистекали из четких, связных аргументов, которые вдумчиво и тщательно обсуждали и взвешивали на различных советах трезвомыслящие люди без всякого давления со стороны творившей насилие толпы. В Блуа и в Париже эти события повлекли за собой последствия, выходящие далеко за пределы почитания отдельного святого и имевшие важное значение как для евреев, так и для христиан.
Глава 8 ПарижПримерно в то же самое время, когда монахи в Бери полагали, что нашли еще одну жертву ритуального убийства, подобную Уильяму Норвичскому, юный король Франции Филипп II Август решил, что похожая жертва обнаружилась и в Париже. В обоих случаях предполагаемых мучеников использовали в непосредственных практических и стратегических целях, одновременно подкрепляя общие представления о враждебности евреев христианам и придавая таким идеям достоверность. Обвинения против евреев служили местным интересам, подчеркивали традиционное вероучение в соответствии и с современной, и с более ранней библейской экзегезой.
Как и про Роберта Берийского, про Ришара Парижского почти ничего не известно. До нас дошел один абзац из королевской хроники, составленной Ригором где-то в 1180‐е годы, после того, как евреев изгнали из королевских владений, то есть из той части Франции, которая находилась под непосредственным управлением короля, а не его феодальных сеньоров (например, графств Блуа и Шампань). Ригор сообщает, что во дворце, где вырос король Филипп, истории о злодеяниях евреев были весьма популярны. Согласно знаменитому утверждению Ригора,
