Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
в коме способен слышать… и я хочу, чтобы Гай услышал меня. Мой Гай.
– Наверное, я влюбилась. В тебя. С первого дня. Но боялась, – да, это я поняла достаточно давно. Сколько бы я не сопротивлялась и не пыталась “дружить”, он всегда был моим личным мучителем. – Я… не знаю, слышишь ли ты меня, Макс… – всхлип, – я люблю тебя. Любила всегда. И всю жизнь буду жалеть, что осознала и сказала тебе это так поздно… Ма…кс… Гордость и упрямство всегда брали верх над твоей глупой дурой Кати, но я… Любила. И люблю. И буду любить… нашего с тобой малыша.
Прикрываю глаза ладонью, стирая слезы градом.
– Это сын, Макс. Врач сказал, что все хорошо, и… – запинаюсь, всхлипывая и глотая слезы, – что там растет маленький богатырь. Артемий… Максимович Гаевский, – наклоняюсь к неподвижному любимому мужчине, к его колючей щеке и прикладываю дрожащие губы, роняя горькие слезинки на его безмятежное лицо. – Наш сын вырастет и обязательно узнает, какой у него отец.
Я ощущаю ужасную слабость и понимаю, что на грани. Сил в организме совсем не осталось, и перед глазами пляшут темные круги, но я не могу отойти. Не могу отпустить его вот так… мне больно смотреть, больно стоять, больно дышать, но, возможно, это последний шанс достучаться. Возможно, он услышит? Услышит и вернется?
– Я ненавижу судьбу за то, что она с нами сделала, Макс. И себя, за глупость, за то, что отняла у нас с тобой столько времени… – прислоняюсь к горячим губам, чувствуя его ровное и абсолютно неторопливое, к сожалению, дыхание. – Я люблю тебя, родной.
Наклоняюсь и целую в щеку, зажмуриваю глаза и вдыхаю последний раз его запах, смешавшийся с больничными ароматами. Возможно, я сейчас просто свалюсь без сознания от нервного истощения, но как бы ни было это страшно, я должна попрощаться.
– Люблю…
Прислоняюсь к его лбу, всего на секунду прикрывая глаза… Даю себе маленькую секундочку, чтобы ощутить его рядом, чтобы вспомнить, сколько мы вместе прошли дней и ночей. На секунду, когда… неожиданно приборы вокруг запищали быстрее. Понеслись вместе с моим сердцем, разрывая давящую тишину палаты, а его ладонь, что я сжимала… зашевелилась. Зашевелилась и сжала, словно в тисках, мою ладошку!
– М-м-м-макс… – выдыхаю, поднимая взгляд, и встречаясь с его взглядом.
Ясным. Синим. Уставшим, но горящим дикой жаждой жизни взглядом!
– В-в-врача… – сначала шепчу пересохшими губами, не веря в то, что происходит, боясь моргнуть или шелохнуться, спугнуть такое прекрасное видение. – В-в-врача… быстро… Врача! – спадает ступор, когда я понимаю, что это не сон. Со всей силы жму по кнопке вызова медперсонала и подскакиваю с места, вылетая в коридор. – ВРАЧА! – кричу, что есть сил, и тут же залетаю обратно в палату.
Сердце готово выключить из груди, и пока медработники несутся с громким топотом по коридору, хватаю ладонь любимого мужчины, сжимая в своих ладошках и наклоняясь к нему, шепчу абсолютные глупости, глотая слезы счастья и умоляя не закрывать глаза…
Эпилог. Гай
Три месяца спустя
– Детка, – обхожу бунгало в поисках запропастившейся любимой, но, бросая взгляд в окно, нахожу Кати на берегу. Улыбаюсь, закатывая рукава белой рубашки, я почему-то совершенно не удивлен. У моей девчонки какая-то определенная предрасположенность к воде.
Выхожу из дома, собираясь пойти к ней, но отчего-то неожиданно замираю на пороге. Припадаю плечом к дверному косяку и смотрю, не в силах отвести взгляд. Не желая нарушить ее минутное уединение. Едва ли не первое за все три месяца, большую часть из которых мы провели в Германии, пока врачи ставили меня на ноги.
Кати.
Моя невеста. Без пяти минут жена и мать моего будущего ребенка.
Любимая.
Она была рядом двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю. Даже после того, как я, плавая на грани жизни и смерти, открыл глаза и первым делом увидел ее убитый взгляд, зацепился за “эту сторону”, она не отходила ни на шаг. Смешно, но, в конце концов, дошло до того, что Стельмах убедил врача поставить в моей палате дополнительную койку и перестать бодаться с этой миниатюрной, но вредной упрямицей.
Если бы не она…
Я плохо помню и саму аварию, и тем более те две страшные недели, за которые рядом собрались все, кто был мне в этой жизни дорог. Но я отчетливо помню слова, что она мне сказала, и которые, возможно, стали той самой ниточкой, которую мне удалось поймать и не уйти. И, как бы странно это ни прозвучало, это были слова о сыне.
Артемий Максимович Гаевский. Артемий. Так она мечтала назвать сына, который меньше чем через три месяца должен увидеть этот свет. Наверное, после этих слов я понял, что не могу так просто сдаться и уйти.
Наверное, после этой аварии произошло полное обнуление. Дверь в прошлую, безответственную, развязную жизнь, закрылась, а в семейную, яркую и счастливую – открылась.
Мы прошли через многое, и ошибались оба нередко, но от этого чувства становились только сильней. Фундамент прочней, и будущее светлей.
Моя.
Даже спустя почти четыре года, прошедшие после нашей первой встречи, я все так же восхищаюсь ею, как и в первый раз. Прекрасная. Невероятная. Гордая и взрывная. Неиссякаемый фонтан эмоций и чувств, тем более сейчас, в период буйства гормонов. Мы можем по три раза за день реветь, а потом тут же смеяться до потери пульса.
Таких в своей жизни я не встречал и никогда не встречу. Она одна такая.
Кто мог подумать, что однажды потеряю голову и влюблюсь, как пацан?
Жил, плыл по течению, наслаждался своей свободой, а потом появилась она – Екатерина Алексеевна – в корне перевернувшая мою жизнь, мои принципы и ценности.
Любовь. До сих пор смешно вспоминать, но когда-то я только улыбался и игнорировал всякую возможность существования этого мифического чувства. Пока не ударило. В самое сердце.
Ее глупо ждать. А еще глупее искать, перебирая сотни вариантов и выискивая в каждой мимолетной встрече тот самый – твой – взгляд. Твою улыбку. Она приходит сама и, как правило, тогда, когда совершенно не ждешь. Только для кого-то любовь может стать благодатью, а для кого-то наказанием. Мне повезло. Я чертов счастливчик по жизни!
Предзакатное мальдивское небо сегодня хмурое, темное, словно вот-вот пойдет дождь. Завораживающая синева, которая буквально пожирает алый закат.
Кати частенько повторяет мне, что когда хмурюсь, мои глаза становятся цвета грозового неба. Не знаю. Не видел. Но ее… они
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
