Целитель гневно ткнул пальцем в Сайрена, и оборотень тут же возмутился:
– На чистой белой тарелке…
– С цветочками, – педантично уточнил Кавиш.
– С цветочками, – согласился Сайрен, – было кубиками нарезано вареное мясо. Я был голоден, он был голоден, а ты не ел. В Сером Доле не разбрасываются пищей!
– И мы спросили разрешения, – добавил Кавиш.
– Точно.
– Но я-то думал, что вы про мои бутерброды, которые я начал брать на кухне в тройном размере. Они последнюю неделю все в лаборатории подъедали, – объяснил возмущенный Ричард. – И я не виноват, что в лаборатории вся посуда с цветочками! Я вообще впервые в жизни наблюдал жаростойкие алхимические колбы с васильками.
– Особый заказ Серого Дола, – фыркнул Сайрен и выразительно покосился на князя. – Наверное, кто-то хотел порадовать свою леди, но леди не заинтересовалась лабораторией.
Конец перепалке положил князь, он чуть хлопнул ладонью по столу и вкрадчиво спросил:
– Почему я не знаю о том, что мои советники резко поглупели?
В столовой сгустилась тишина. Арфель коснулась ладони своего то-соэлена и мягко произнесла:
– Может, они могут это как-то объяснить?
– Оборотень никогда не съест ничего ядовитого, – чуть дрогнувшим голосом произнес Кавиш. – То, что было на тарелке, – оно было съедобным. Да мы и съесть-то успели по кусочку.
– Ты вообще выплюнул, как услышал ругань нашего целителя. Вообще, княгиня, разве целитель не должен быть кроток и мудр, а также добр и всепрощающ? – Сайрен первым понял, что, пока княгиня держит за руку Князя, им ничего не грозит.
Кавиш, видя, как смягчился Илуор, тоже немного расслабился и перевел дух.
– Только в детских сказках, Сайрен, – рассмеялась Арфель. – Что ж, значит, все в порядке и нам не стоит бояться, что где-то зреют ирит-ши?
Илуор перевернул ладонь и сплел свои пальцы с пальцами княгини:
– Не стоит.
Покраснев, Арфель смотрела на их сплетенные пальцы и чувствовала, как ее вновь укутывает теплом и нежностью.
"Это он? – она испуганно вскинула глаза на Илуора. – Это могут быть его чувства?!"
Мог ли Князь Луны испытывать к ней такую всепоглощающую нежность? Мог ли он настолько трепетно к ней относиться? Арфель старалась не думать о его чувствах, да и мысли о своих эмоциях гнала прочь. Не хватало еще выстроить песчаный замок, а после, глотая слезы, наблюдать, как его смывает в море.
"А может, наш замок будет не из песка?" – мелькнула у нее в голове короткая, но такая соблазнительная мысль.
– Женщины пришли, – негромко произнесла Арийна, глядя на какую-то плоскую узкую дощечку. – На них арки сработали. Это плохо.
– Они принесли с собой оружие? – нахмурился Князь и крепко стиснул пальцы своей ша-раарти. – Арфель, ты…
– Выйду и поговорю с ними, – строго произнесла леди Льефф-Энтан. – У Каэль прекрасные щиты, да и Арийна превосходна. И ты будешь рядом.
Она посмотрела в потемневшие глаза своего то-соэлена и загадала: если он позволит ей показать себя, если он позволит ей попытаться наладить связь с его народом, с их народом, то все получится. Так или иначе, но образуется.
– Он не может, Старшая. Сработавшие арки – это как плевок в лицо, – тихо произнесла Арийна. – Это почти объявление войны.
– Которую пришли объявлять женщины? – Арфель покачала головой. – Это может быть провокацией, а может быть, их подставили. Дай мне попробовать, Илуор. Или все это лишь фикция? Для чего мне тень твоей короны, если я…
– Хорошо, – с трудом выдавил князь. – Пусть будет по-твоему. Но если они позволят себе хоть одно резкое движение…
Оборотень не договорил, но Арфель и не потребовалось. Леди Льефф-Энтан обладала развитым воображением и была хорошо начитанна. Ей не нужно было рассказывать, на что способен потерявший контроль оборотень.
Судя по всему, какой-либо аппетит пропал у всех. Арфель заставила себя съесть несколько кусочков творожной запеканки и, не дрогнув, пригубила утреннюю воду. После нее из своих бокалов отпили все присутствующие, на чем завтрак и закончился.
Едва только Арфель встала, тут же поднялся Илуор и предложил ей руку:
– Кажется, так принято у людей?
– Между женатыми супругами, – уточнила Арфель, но все же приняла руку своего то-соэлена.
Краем глаза княгиня заметила, как Ричард попытался заговорить с Каэль, но был на ходу срезан раздраженным:
– Ты действительно хочешь выяснять отношения именно сейчас?!
Да еще и Арийна добавила – то ли от простоты души, то ли из пробудившейся вредности:
– А я слышала, что люди в знак признания своей неправоты преподносят возлюбленным цветы. Мы, оборотни, переняли эту прекрасную традицию.
Сайрен глумливо хихикнул, а Кавиш лишь тяжело вздохнул.
Отношение оборотней ко второму советнику Князя поражало Арфель – они его и опекали, и как будто слегка презирали. Княгиня затруднялась понять, чего было больше – признания высоких умственных способностей Кавиша или раздражения от его физической и магической слабости. Арфель планировала аккуратно намекнуть Арийне и Сайрену, что есть еще и сила духа. И Кавиш, по мнению княгини, обладает ею в полной мере, ведь он решился принять предложение Илуора и стать его вторым советником.
"А может, его никто не спросил, – задумчиво предположила Арфель. – Тем не менее он высказывает свое мнение, даже если боится последствий".
На улицу Арфель вышла не без внутреннего трепета. Который смело бушующим удивлением:
– Кто это?!
Илуор удивленно осмотрелся и осторожно уточнил:
– Где?
– Да вот же. – Арфель обвела рукой вооруженных мужчин, замерших по двум сторонам дорожки, идущей от выхода из дома к аркам.
Сайрен хохотнул:
– Это наши бойцы, мой отряд и отряд моего Князя. И воины из подопечных кланов, очень достойные волки. Что-то не так?
Арфель бегло пересчитала мужчин и поняла, что их не то сорок, не то пятьдесят. После чего со вздохом признала:
– А я почему-то думала, что у Илуора нет никого, кроме тех, кто завтракает с нами за одним столом. Ты ведь говорил, что никого из семьи не осталось?
– В основной семье, – согласился Илуор. – Значит, ты думала, что мой род слаб и беден?
Она пожала плечами:
– Знаешь, мне было как-то глубоко безразлично, насколько ты богат и насколько влиятелен.
Они прошли сквозь строй бойцов, что, приветствуя правящую чету, в едином порыве опустились на одно колено, и вышли к аркам, которые переливались всеми цветами радуги. Низкий гул отдавался эхом в костях.
