свою мать. Теперь я бросила свою.
— Это не одно и то же.
— И чем же одно отличается от другого? Ты хочешь жить спокойно, как американка, я тоже. Даже Элен хочет того же.
И каждая из нас по-своему прилагала все усилия, чтобы прекратить быть теми, кем мы являлись на самом деле, стереть свое истинное «я».
Мы перешли в спальню. Я присела на край ее кровати. Одевшись, Грейс села рядом со мной и рассказала о Джо. Когда мне показалось, что рассказ подошел к концу, она сказала:
— Я следую совету матери. Я пишу ему письма и оправляю открытки с чем-то вроде «Я люблю тебя, никогда не забывай об этом» или «Когда я сегодня танцевала, то думала о тебе». А его ответы, по меньшей мере, безразличны.
Я сама попросила ее рассказать о нем, но сейчас чувствовала, что мне эти рассказы неприятны.
Она подошла к комоду и вернулась с пачкой писем и открыток.
— Смотри, что он написал две недели назад. — Грейс начала читать: — «К этому дню я увидел смерть во всех ее возможных видах, и она ужасна. Быть сбитым над открытой водой страшно, но еще хуже сгореть в кабине заживо».
Она читала, а мне казалось, что я слышала голос студента Джо.
— «Некоторым пилотам чудом удается привести свои машины и экипаж домой, на базу, но то, что происходит в кабине по пути домой, не описать словами. Отстреленные или обгоревшие до кости руки и ноги, лица. Порой человек выживает, но жить после этого не хочет. Лучше уж, чтобы все закончилось сразу». — Она замолчала и посмотрела мне в глаза. — Я ответила ему на это письмо, сказав, что с ним ничего подобного не случится, и попросила его пообещать, что он будет беречь себя и вернется ко мне. И вот что он мне на это прислал. — Она протянула открытку.
Я повернула ее текстом к себе и прочитала: «Я никогда не даю обещаний, которые не смогу выполнить. Прощай, Грейс».
— Я люблю его, — сказала Грейс, когда я вернула ей открытку. — И я не собираюсь сдаваться.
Нельзя сказать, чтобы я убивалась из-за потери Джо как любовника, но на эти ее слова мое сердце отозвалось болью. Есть ли предел тому, чего она лишила меня? Однако если Сэм прав, я должна найти способ быть с ней рядом. И то, что Грейс сказала дальше, дало мне шанс.
— Я знала, что в шоу-бизнесе нельзя рассчитывать ни на прочное положение, ни на настоящую дружбу, — заявила она, снова заговорив, как большая шишка, которой себя считала. — Я даю тебе шанс подняться. Так что соглашайся или уходи.
— Спасибо, что открыла карты, — сказала я, вставая. — Теперь между нами не осталось недоговоренностей.
Ревю «Восточная фантазия» началось в 1945 году. Большую часть войны я провела в Сан-Франциско и Топазе, поэтому путешествие по городам Юга стало для меня совершенно новым опытом. Военные были повсюду. Колонны армейских грузовиков и техники заполонили все дороги. Нас просили перед представлениями петь вместе со зрителями американский гимн и произносить Клятву верности.
На Юге царило настроение «мы всех одолеем». Новости из-за границы тоже в основном были хорошими. В Бельгии американским войскам удалось отбить нападение немцев на Бастонь[32]. Силы союзников оттесняли врага от Парижа до Рейна. В Тихом океане десятки тысяч японцев были убиты в битве за Лейте[33]. Но за каждую хорошую новость нам приходилось платить высокую цену.
За месяц до этих событий, как раз в разгар наших выступлений в Атланте, самолет Глена Миллера исчез над Ла-Маншем. Его объявили без вести пропавшим. Сколько раз я кружилась по танцевальной площадке под «Серенаду лунного света»! Сколько раз в Топазе слушала радио и распевала «Пенсильванию 6-5000» и «Поезд на Чаттанугу»! Его смерть стала настоящей трагедией и подкосила нас всех. Потому что если такая звезда, как он, погибла, то, значит, это может случиться с кем угодно.
Все мы опасались кого-то потерять, и этот страх отравлял каждую минуту нашего существования. В Америке не было женщины, которая бы не боялась получить телеграмму или услышать стук в дверь.
Наше ревю приносило радость в каждый город, куда мы приезжали. Грейс пела, выступала в роли конферансье и выходила на сцену как Восточная Танцовщица.
Она всегда начинала представление словами:
— Добрый вечер, дамы и господа! Я вижу, что передо мной родственные души. Вы все веселые, а кто-то даже навеселе.
Очень смешно!
Семейство Мак показывало фокусы, и в конце выхода всегда стреляло в голубку в коробке. Я танцевала с шаром и с веерами прямо перед выступлением дуэта «Минг и Линг». И с нами везде ездили Элен и Томми.
От отца Элен унаследовала деловую хватку, и она с удовольствием занималась организацией наших поездок, расписанием, размещением в отелях и переездами.
Томми был ужасно избалован, капризен и невыносим, но Элен души в нем не чаяла. Надо признать, что он и дети Маков были очаровательны. Они быстро научились на этом играть, зачастую привлекая к себе больше внимания, чем мы, взрослые. Правда, Элен придерживалась иного взгляда на это.
— Пальцев пять, но это не значит, что они одинаковы.
Нуда, мы поняли: твой ребенок лучше всех!
Если взрослых китайцев некоторые из нашей публики уже видели, то с очаровательными китайскими детьми точно не встречались. Разумеется, чтобы счесть их очаровательными, надо просто любить детей.
Когда мы сходили с поезда, за нами шли толпы желающих посмотреть на нас. Иногда нас называли узкоглазыми обезьянами. Были случаи, когда хулиганы бросали в нас камни, а Грейс обвинили в том, что она японка, что рассмешило меня до колик. Правда, сама она не расстроилась. Она больше беспокоилась о том, чтобы не попасть в облаву на Девушек Победы, потому что одинокие девушки, не знающие никого в городе, автоматически становились кандидатками на эту роль.
Как-то раз в выходной день мы пошли прогуляться. Прямо на наших глазах полицейские арестовали двух белых женщин в блестящих платьях. Эти женщины прогуливались так же, как мы. Они ничем не отличались от Грейс или меня, потому что мы, как артистки, обязательно «наряжались», куда бы ни шли. В тот день нас спасла только Элен, с которой был малыш Томми, а мы с Грейс выглядели двумя подружками, сопровождавшими хорошо одетую молодую мать, муж которой отдавал долг родине где-то за границей.
— Конечно же, мне страшно, — призналась Грейс, когда мы вернулись в отель. Можно подумать, кто-то ее об этом спрашивал. — Иногда меня это пугает до
