которую вот-вот выкинут и переплавят во что-то новое. И, может, это все, чем я была.
Возможно, я дошла до конца. Мое тело не ощущалось. Единственное, что осталось, это натянутая кожа вокруг моей раны. Мое лицо и губы опухли; легкие дрожали, будто отвергали каждую тонкую струйку воздуха, которую мне удавалось вдохнуть. Затем меня начало трясти.
Подземные толчки обрушивались на меня резкими волнами. Моя спина выгибалась, а голова билась о камни позади меня. Я не чувствовала боли, но ощущала давление. Я знала, что нежная кожа на макушке моего черепа, вероятно, потрескалась и кровоточила.
Пот заливал глаза. Я не знала, откуда он стекал, но он не прекращался. Здесь было очень жарко, но мы были в тени кедра и дул ветерок. Я не должна была так сильно потеть. Из меня вытекала влага, словно в моей коже были дырки размером с пулю. Я начала задыхаться и понимала, что у меня во рту скапливалась куча слюны. Горячая и липкая. Я повернула голову в сторону — движение, заставляющее весь мир поворачиваться вместе со мной — и позволила слюне вытечь из-за моих распухших губ.
У меня двоилось в глазах. Троилось. Передо мной были три слоя земли и неба, наложенные друг на друга. Мой желудок внезапно перевернулся, и я ощутила, что меня сейчас стошнит. Я зажмурилась, но мир все еще вращался вокруг меня.
Я чувствовала то же, что и тогда, когда я была заперта в колыбели рук Фрэнка, и мы катились по склону. На это похожа смерть? Тошнота и кружение? Я утону в собственной чертовой слюне? Я знала, что смерть будет уродливой вещью… но я не ожидала, что она будет такой унизительной.
— Фр… Фрэнк…? — прошептала я.
Нет. Нет, я не хотела, чтобы моим последним словом было Фрэнк. Я пыталась придумать, что сказать на последнем издыхании, когда у меня внезапно закончилось время.
Я не была готова…
Но смерть не ждала.
ГЛАВА 26
Было тихо.
Это первое, что я заметила в смерти: тишина.
Это была не та тишина, которая царила внутри Учреждения. Шум все еще был слышен — просто далеко. Как-то глухо. Разбавленный водой и оставленный непрозрачным.
Жаль, что шум был таким тихим, потому что я думала, что мой слух мог быть единственным чувством, которое у меня осталось. У смерти не было запахов. Не на что было смотреть, кроме листа глубокой, постоянной тьмы. Моя кожа — если у меня еще была кожа — вполне могла быть сделана из камня.
Я осознала окружающую меня оболочку, но она была такой частью моего существа, как тяжелое зимнее пальто. Не было никаких нервных окончаний или крошечных волосков. Ничего, что связывало бы эту оболочку со мной. Ее можно было полностью снять с моего тела и бросить в чертову яму, и я ничего не почувствовала бы.
Но мое телосложение… мои кости, связки и мышцы — все эти вещи, казалось, работали. Не было ощущения более глубокого, чем тот факт, что я могла двигать своими конечностями, и они двигались.
Звук усилился, когда я вытянула руки и ноги. Этот звук напоминал мне брызги грязи на лобовое стекло: глухой шипящий звук, постепенно перерастающий в грохот. Я корчилась в этой паутине шума, пытаясь понять, смотрела я вверх или вниз, пытаясь решить, стоило ли это вообще выяснять. Может, весь смысл смерти был в том, чтобы плыть сквозь безвременную пустоту и терзаться этими приглушенными звуками.
Потом… я увидела свет.
Сначала я думала, что это был просто переход во тьму. Просто рябь сквозь черноту. Я не осознавала, что в ней была какая-то субстанция, пока не потянулась к ней. Шум перерос в тихий рев, когда мой кулак затмил бледный поток света. Тьма стекала с моей руки, потоком скатываясь по руке. Тысячи крошечных крошек теней посыпали мою оболочку, пока падали. Я была почти уверена, что эти крошки был комочками грязи. Я не знала, что еще это могло быть.
Когда моя рука протолкнулась через другую сторону пустоты, внутрь ворвался раскаленный добела свет. Он отбросил бледные лучи во тьму и стер пустоту. Внезапно я увидела, где находилась, и с ужасом обнаружила, что не умерла.
Но я точно когда-то была мертва, потому что меня определенно похоронили.
Я ясно видела, как солнце светило сквозь неровную дыру, которую я пробила в грязи. Оно миновало пик и находилось примерно в трех руках от гребня горизонта. Странно, однако… Я смотрела на солнце, прямо в середину его обжигающей белой кожи, и ничего не чувствовала. Обычно я могла только взглянуть на него, и тут же возникала колющая боль. Но я смотрела почти целую минуту, не моргая, и…
Погодите.
Я не моргала, потому что не умела моргать. Куда пропали мои глаза? Как я могла видеть, если у меня не было глаз?
Моя рука двигалась в панике. Он попала в поле моего зрения и хлопнула по моему черепу. Звук, который она издала, представлял собой резкий лязг — будто металл ударился о металл. Мое зрение тряслось от силы, но это не было больно. Что, черт возьми, со мной произошло?
Я решила выкарабкаться из грязи. Может, если я смогу встать, у меня будет лучшее представление о том, что именно произошло с моим телом. Я потянулась и оттолкнула землю в сторону. Я согнула руки, счищая ими огромные слои грязи с лица.
Свет проник внутрь и осветил мои руки. Я замерла, когда увидела их: это были не руки, а огромные механические клешни. Они были по форме как буква C. Когда я согнула их, выемка для большого пальца скользнула в остальную часть когтя, образуя прочный кулак. Когти были тупыми и ржавыми. Кто знал, как долго они были погребены под землей?
Теперь я поняла, что я, должно быть, потеряла сознание от яда. Затем что-то, черт возьми, случилось с моим чипом, заставило меня прыгнуть в тело ближайшего бота. Я не знала, как я сюда попала, и я не знала, как я вернусь. А пока я могла так двигаться.
Я попыталась встать, но что-то было не так с моими ногами. Они застряли под тяжелым предметом — придавлены. Я
