Она порекомендовала ему «Несломленного»[23]. Когда они разговаривали, он сказал ей, на каком месте остановился. Она помнила, что он тогда читал о пребывании Замперини в японском концлагере.
— Здесь все очень похоже, Сиси, — сказал он, впервые наградив ее таким прозвищем. — Чтобы остаться в живых, нужно уметь принимать удары.
Ожидая звонка охраны, она держала голову опущенной, притворяясь, будто что-то читает на своем телефоне, но на самом деле рассматривала людей в комнате. Почти все они были женщинами. Несколько пожилых, явно матери или даже бабушки заключенных. Остальные выглядели моложе. Она с некоторым сожалением отметила, что многие даже принарядились по случаю свидания.
У женщины через два стула от нее были длинные оранжевые ногти с крошечными стразами на кончиках. От нее сильно пахло ванильными духами. На ней было облегающее черное платье с глубоким вырезом, подчеркивавшее полную фигуру. Постукивая ногтями по подлокотнику стула, она нетерпеливо махала ногой в красной сандалии. На ее правой лодыжке была татуировка «Камаль 2008».
Женщина взглянула в ее сторону, скатала между передними зубами жевательную резинку, надула пузырь и с легким хлопком лопнула его. Ее взгляд упал на руку Сиси, которую та держала у рта. Взгляд женщины был подобен серии острых игл, приставленных к тонкой оболочке ее самообладания. В считаные секунды сомнение хлынуло в Сиси, как вода в проколотый надувной плот.
А потом она услышала свое имя. Раз. Второй. Встала, вытерла руки о край джинсов и поспешила к стойке охраны.
— Чарльз Болларди. Кабина девять, — указал охранник.
Она двинулась вдоль линии стеклянных кабинок. Прошла мимо плачущей женщины и другой, всем телом прижавшейся к стеклу.
Она прошла мимо кабинки шесть, затем семь и, подойдя к восьмой, замедлила шаг. Крутило желудок. Что если он разозлится из-за того, что она пришла? Что если она все для него испортила?
Но тогда он просто прогнал бы ее…
— Двигайся, сука, — сказала женщина в восьмой кабинке. — Этот разговор не для твоих ушей.
Она поспешила мимо. Кабинка номер девять оказалась пуста. Чака там не было. Коридор по ту сторону стекла был пуст. Она придвинулась ближе к стеклу, чтобы посмотреть, не идет ли кто-нибудь.
Никого. Только охранник. Сцепив руки за спиной, он стоял спиной к белой стене, бегая глазами по очереди заключенных.
Она села, поставила на стол сумочку и сложила перед собой руки. Переставила сумочку на пол и положила руки на колени. Быстро ущипнула себя за щеки. Хлопала по ним до тех пор, пока кровь не прилила к коже. В следующий момент появился он.
Увидев его в полный рост, она ахнула. На фотографиях в зале суда он выглядел крупным мужчиной, но она не ожидала, что он будет таким высоким. Как минимум шесть футов и еще пару-тройку дюймов. Она сцепила руки. Он вытащил стул и, сев напротив нее, снял со стены трубку. Она не пошелохнулась. Тогда он постучал по стеклу и кивнул ей. Дрожащей рукой она потянулась за своей трубкой. Из ее горла вырвался смущенный смешок. Он…
Она откашлялась.
— Привет.
— Кто ты такая, черт возьми?
Она разинула рот, в уголках губ выступила слюна. Она быстро вытерла ее и нервно улыбнулась ему.
— Знаю, ты велел не приходить, но я была вынуждена.
Он поерзал на стуле и нахмурился.
— Тебя не было слышно почти неделю, и я решила… — Она ждала, когда он улыбнется, что он поймет, что это она. — Я просто места себе не находила. Ну, ты знаешь…
— Нет. Я не знаю. Понятия не имею. — Его тон был другим. Внезапно он показался ей грубым, невоспитанным.
— Извини, Чак, — сказала она.
— Кто тебя послал? Это была идея Кармен? Я убью эту сучку.
Даже его голос был не таким. По телефону он всегда звучал хрипло и слегка искаженно, но она списывала это на связь, нахождение в тюрьме и на дешевый мобильный телефон.
Но изменение коснулось не только голоса.
Его язык был другим. Он сам был другой.
— Чак, — прошептала она. Он вытер рот тыльной стороной ладони и прищурился на нее. Она потрогала рот, как будто он сказал ей, что к ее лицу что-то прилипло. — Знаю, мне не следовало приходить, — прошептала она. — Но разве ты не рад меня видеть?
Чак наклонился к стеклу и постучал, подзывая ее к себе. Она подошла вплотную к перегородке. Теперь их лица разделял лишь тонкий слой пуленепробиваемого стекла. Она следила за его губами, ожидая, что он скажет ей.
— Я понятия не имею, кто ты такая. — Слюна с его губ забрызгала стекло. — Скажи тому, кто послал тебя, чтобы отправлялся в ад.
Чак встал и положил трубку. Она видела, что его губы шевелятся, но разобрать слов не смогла. Мгновение спустя он ушел.
Крепко сжав в руке телефонную трубку, она замерла, глядя на дверь, за которой исчез Чак. Она чувствовала на себе взгляды других заключенных, посетителей. Женщина в соседней будке сердито посмотрела на нее и что-то прошептала в трубку. За стеклом за ней наблюдал охранник.
Как Чак мог просто взять и уйти? Сердце как будто было готово выскочить из горла. В висках бился пульс. Она задыхалась. Грудь словно сжало тисками. Дрожа, она поднялась на ноги. После всего, что она для него сделала, он не мог просто повернуться и уйти. Он любил ее. Он клялся, что любит ее. Ее кулак сжимал трубку до боли. Нет. Нет. Нет! Сиси швырнула трубку о стеклянную перегородку.
— Чак! — крикнула она, и ее собственная слюна брызнула на стекло. — Вернись, Чак!
Она снова стукнула трубкой по перегородке, затем бросила ее на стол и прижала кулаки к стеклу.
— Ты засранец, Чак! Только не притворяйся, что в упор не видишь меня. Я никуда не уйду. Тебе от меня так легко не избавиться. Как только выйдешь отсюда, встреться со мной как мужчина, Чак!
На ее левый локоть легла чья-то твердая рука. Она резко обернулась, уверенная, что это Чак. Но столкнулась с охранником. Вырвала руку, но тут появился второй и схватил ее с другой стороны. Пытаясь вырваться, она принялась отбиваться от двух мужчин.
— Пойдемте, леди.
— Отпустите меня. Мне нужно поговорить с Чаком. Мне нужен Чарльз Болларди. Это важно!
— Конечно, леди. Пойдемте, поищем местечко, где можно немного остыть.
Она оторвала ноги от пола и повисла между двумя охранниками. Они потащили ее прочь. Раздались хлопки. Кто-то взвыл. Раздался стук по стеклу, приглушенный свист.
Тогда она встала на ноги и выпрямилась.
— Вы не имеете права. Вы не сможете ни в чем меня обвинить, — предупредила она, когда ее подвели к массивной белой двери.
