— Как работается, Гев? — шутя спросил Колин. — Все еще пытаетесь сделать улицы безопасными для бандитов и толкачей?
Морин рассмеялась, а Миранда одернула:
— Перестань, Кол!
— Разыскиваем кое-кого из твоего заведения, — сказал Трой, обращаясь к Миранде. — Она там преподавала по средам, на кафедре прикладного искусства.
— Я там никого не знаю. Я же учусь на дневном, на кафедре бизнеса.
— Сара Лоусон. Может, слышала?
Миранда покачала головой:
— Это та, что пропала?
— Совершенно верно. Три… нет, уже четыре дня назад.
— И что вы будете делать теперь? Я хочу сказать, как вы будете ее разыскивать?
— Не заводи его, милая, — вмешался Колин.
— Но это же действительно интересно.
— Ну да. Так же интересно, как ждать, пока высохнет краска на заборе.
— Талиса Лин, перестань сейчас же! — прикрикнула на дочку Морин.
— А-а-а-и!
— Передай мне салфетку, Гев.
— Ну что тебе сказать, — вяло ответил Трой, передавая затребованное. — Мы распространяем повсюду фотографию, если таковая имеется. Обращаемся к прессе и к гражданам с просьбой помочь. Опрашиваем знакомых. Шерстим риелторские агентства — на случай, если у нее есть где-то съемная норка. Когда сети закидываются на крупную рыбу, скажем проворовавшегося финансиста, мы оповещаем морские порты и аэровокзалы. Звучит довольно интересно, когда описываешь. Но между этой благостной картинкой и каждодневной рутиной, когда ты ноги сбиваешь в кровь, огромная разница.
Миранда что-то сказала, но за протестующими воплями Талисы Лин этого никто не расслышал.
— Отдай ты ей эту несчастную кружку, — посоветовал Трой.
— Да? Чтобы она снова начала всех обливать?
— Ей же всего три.
Поджав губы, Морин вернула кружку ребенку и промокнула на юбке пятно апельсинового сока. Всегда одно и то же: ей всего-то годик, ей всего два… Морин уже сейчас живо представляла, как толпы юных красавцев гарцуют у порога их дома в ожидании Талисы Лин, а Трой говорит им, что она не выйдет, потому что ей всего-то двадцать один…
— Извини, не расслышал, что ты сказала, — обратился Трой к Миранде.
— Я спросила, наводили ли вы справки в жилищном бюро колледжа.
— Мы не знали, что такое существует.
— Они находят спальные места и помещения для учащихся, а иногда даже квартиры для тех, кто готов снимать их на паях.
— Это самостоятельный отдел?
— Нет, они работают при деканате.
Вот почему следующим утром Трой выехал из дома на час раньше (ему нетрудно, если для дела) и во весь опор помчался по магистрали М40 в направлении Хай-Уикома.
Особых надежд на успех Трой, правда, не возлагал. Ожидая в деканате, где он предъявил свое удостоверение и изложил суть проблемы, сержант уже опасался, что его приезд сюда грозит обернуться пустой тратой времени. Вряд ли Сара Лоусон заранее озаботилась поисками убежища и имела наготове комнату, ведь из дому она скрылась под влиянием импульса, из-за визита двух полицейских.
Сержант машинально окинул оценивающим взглядом двух секретарш. Обе среднего возраста, с бедрами как у гиппопотамов. Одна, по виду мать семейства, ласково ему улыбнулась. Сержант кисло улыбнулся в ответ, давая знать, что все понял, но мальчиком-игрушкой стать не собирается.
Женщина, которая просто сочувствовала тощему, явно недоедающему молодому человеку, сказала что-то своей коллеге, и обе прыснули со смеху.
Трой этого не заметил. Взгляд сержанта был прикован к третьей, которая проверяла картотеку по его просьбе. Она направлялась к нему. И у нее в руке была карточка!
Он велел себе не волноваться. Возможно, это просто карта регистрации и сейчас она скажет: «Вам нужна вот эта Сара Лоусон? Что живет в коттедже „Лавры“, в Фосетт-Грине? Боюсь, это у нас единственный ее адрес…» И всему придет конец.
— Да, нам поступало заявление от мисс Сары Лоусон. Около месяца назад. Она ожидала кузена из Америки. Ей требовалась студия.
— Вы для нее что-нибудь подыскали? — Трой не узнал своего голоса — глубокий, ровный. Он словно бы не говорил, а пел. Кажется, у него дрожь пошла по телу, и пульс скакал как сумасшедший, волоски на затылке вздыбились, будто иглы совокупляющегося дикообраза, но голос… Голос был на высоте.
— Да, подыскали. Небольшая, с одной спальней, квартира на Флевелл-стрит, здесь, в Хай-Уикоме. Без телефона, но для нее это не имело значения.
— Разрешите, я запишу адрес?
— Да ради бога.
И девушка, самая красивая из всех, что ему встречались, понял Трой, снабдила сержанта чистой карточкой и ручкой. Он списал адрес и, будучи не в силах предложить ей все, чего она заслуживала: луну со звездами в придачу, всю вселенную, просто сказал «спасибо» и вышел.
Вскоре после этого под окнами деканата грянул боевой клич. Бросившаяся к окнам публика узрела тощего, ярко-рыжего, симпатичного парня, который только что наводил справки об аренде жилья. Пока они смотрели, он подпрыгнул на месте, сцепив над головой воздетые к небесам руки, и издал еще один протяжный вопль.
Номер тринадцатый по Флевелл-стрит находился в оживленном, но довольно грязном районе, прямо над прачечной самообслуживания «Солнечный луч», замыкавшей небольшой ряд из четырех заведений. Кроме нее, здесь находилась лавка, где торговали овощами и халяльным мясом, отделение букмекерской конторы «Джо Корал» и лавка благотворительного общества помощи бездомным.
Можно подумать, будто человеку, желающему кого-то спрятать или спрятаться самому, лучше всего выбрать укромное место вдали от того, что принято называть цивилизацией. Барнаби, однако, думал иначе. Подобно тому, кто советовал прятать книги в библиотеке, лучшим укрытием для человеческого существа он считал скопление ему подобных, то есть толпу.
Припарковать машину им было негде, и, не желая останавливаться на двойной желтой линии и тем самым привлекать внимание, Трой завернул за угол и ехал до тех пор, пока не нашел свободное место, зарезервированное для клиентов некоего Фенна Баркера, специально уполномоченного комиссара по приведению к присяге.
Погода резко изменилась. Пока они шли назад к Флевелл-стрит, небо потемнело и погромыхивало. Над головами сталкивались и урчали тучи. Они прошли парикмахерскую с массажным кабинетом, салон «Стригись и приходи снова», когда упали первые капли. Такие тяжелые, что от их падения над тротуаром вздымались фонтанчики пыли.
К квартире над прачечной вел единственный путь — грязная железная лестница. Отшвырнув в сторону коробки из-под апельсинов, гниющие капустные кочерыжки и фрукты, Трой начал подниматься.
Он постучал в дверь, затем приблизил лицо вплотную к единственному окну и попытался заглянуть внутрь. Но желтовато-серый, заскорузлый от древности и грязи тюль оказался непроницаемым для взгляда. Ожидая отклика, Трой заново упивался своим недавним триумфом, переживал его остро, почти до боли.
