– Так-то оно так… – задумчиво произнес Козма по-русски. Он встал из-за стола.
– Ты позволишь, господин? – спросил Ярукташ, протягивая руку к кувшину.
– Забирай! Угости Алиенору. Мы и в самом деле виноваты перед ней…
– Меня беспокоит другое, – еле слышно произнес Ярукташ, когда Козма вышел. – Саладин назначит меня эмиром, но надолго ли? Вчера я видел на стене Имада. Эмиры в замок по веревке не лазают…
* * *
Саладин проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Над ним со светильником в руках стоял слуга.
– Прости, господин! Из Азни в лагерь пробрался перебежчик, правоверный. Хочет говорить с тобой!
– Зови! – распорядился Саладин, подсовывая под спину подушку.
– Он… – замялся слуга.
– Что?
– От него воняет дерьмом. Говорит, что выбирался из замка через нечистоты.
– Я не женщина…
Перебежчик, ступив в шатер, повалился ниц у входа.
– Иди ближе! – велел султан.
– Господин! От меня истекает зловоние…
– Потерплю! – усмехнулся Саладин.
Когда ночной гость приблизился, от него и в самом деле шибануло дурным запахом. Саладин сморщился, но промолчал.
– Кто-ты? – спросил султан, разглядывая перепачканное лунообразное лицо перебежчика.
– Ярукташ, евнух из гарема Имада, эмира Эль-Кудса.
– Он уже не эмир, – усмехнулся Саладин.
– Я понял это, увидав его на стене Азни.
– Имад говорил, что ты не глуп. Но что ты делал на стене во время приступа?
– Защищал ее. По велению хозяйки, в прошлом баронессы Алиеноры, а ныне правоверной Айгюль.
– Вместе с многобожниками?
– Разве ты, Несравненный, не прибегаешь порою к их помощи?
– Очень даже не глуп, – задумчиво произнес Саладин. – Имад не врал.
Ярукташ поклонился.
– Как ты выбрался из замка?
– Через подземный ход. По нему из замка текут нечистоты, поэтому никому не приходит в голову, что это тайный проход.
– Ты можешь провести им мамлюков?
– Это будет непросто. Ход узкий, местами приходится ползти, поэтому я так перепачкался. Мы не сумеем незаметно пробраться за стены в большом числе. Франки заметят и легко перебьют нас, бросив со стены свой гром.
– Пожалуй, – согласился Саладин. – Зачем же ты просил разбудить меня?
– Мне стало ведомо, что франки решили перехитрить тебя. Я знаю, зачем Зародьяр тайно приезжал в Эль-Кудс, и что он задумал…
Саладин слушал, не перебивая. Когда Ярукташ закончил, султан некоторое время молчал, погрузившись в размышления и пощелкивая пальцами. Наконец, поднял голову.
– Ты сможешь незаметно вернуться обратно? Чтобы франки не заметили?
– Да, господин.
– Тогда я подтверждаю их желание сделать тебя эмиром. Ты получишь фирман.
– Несравненный! – Ярукташ упал к его ногам.
– Имад говорил, что ты с умом вел хозяйство в Эль-Кудсе. Дела там, действительно, шли хорошо. Только эмир оказался плох…
– Я запомню это несравненный!
– Иди! И пусть все будет так, как задумали франки.
– Несравненный!
– Что еще?
– Я раб Имада…
– Уже нет. Твой бывший хозяин – преступник, приговоренный мною к смерти. Я милостиво даровал ему жизнь, но все имущество его теперь мое. Включая жен, которых я волен продать, если того пожелаю. Ты тоже принадлежишь мне. И я, как твой хозяин, дарую тебе свободу.
– Я недостоин слизывать пыль с твоих сапог!
– Эту право я тебе дарую! – усмехнулся Саладин. – Торопись!..
Однако Ярукташ, выбравшись из султанского шатра, не поспешил обратно, а стал о чем-то расспрашивать дежурившего у костра мамлюка.
– Чтобы я отвел к сотнику Имаду такую вонючку! – возмутился мамлюк. Но когда в его ладонь скатился увесистый золотой кружок, согласно кивнул…
* * *
Ярукташ осторожно выглянул во двор замка. Здесь было темно и тихо. Ярукташ еще некоторое время прислушивался, затем ступил на плиты двора и быстро убрал доску над ямой с нечистотами. Закрыл дверь и поспешил к источнику. Здесь он с удовлетворением обнаружил узелок, припрятанный у каменной стены колодца. Ярукташ стащил с себя провонявшую дерьмом одежду, бросил ее и ступил под струю, изливавшуюся из колодца. Вода была ледяной, но он, ежась, без звука омылся, затем достал из приготовленного узелка сухую одежду и переоделся. Вонючие тряпки Ярукташ аккуратно увязал и торопливо взбежал по каменной лестнице на стену. Здесь швырнул зловонный узел в пропасть. Осмотрелся. На дальней стене у привратных башен маячили фигуры часовых, но они не смотрели в его сторону. Ярукташ спустился во двор и уже неспешным шагом пересек освещенное факелами пространство перед дворцом.
Он не заметил троих людей, наблюдавших за ним с вершины одной из башен.
– Вернулся! – сказал Колбин, опуская прибор ночного видения. – Один. Прогнулся перед будущим боссом.
– У нас тоже прогибаются, – философски заметил стоявший рядом Иванов.
– Но сползать туда и обратно по дерьму!
– Я тоже ползал.
– Так вы для дела!
– Он тоже. Мы уедем, а ему здесь жить.
– Алиенору жалко! – вздохнул Колбин. – Классная баба, просто отвал башки! А жить будет с этим Шреком!
– Забирай ее!
– Ей баронство нужно. Феодалка! Не с моей зарплатой…
– У нас тоже баронства хотят. Вспомни наших миллионеров, их жен, кошек драных. Бабы везде одинаковы.
– Вас послушаешь, так не женишься никогда! – вздохнул Колбин. – Меня мать запилила, что пора.
– Пусть оставит тебе баронство в наследство…
– Я этого евнуха бывшего придушил бы, – угрюмо сказал Колбин. – Гад он все-таки!
– Чтоб торчать здесь два месяца?
– А что? Мне нравится! Полезут – еще подорвем! Тол есть…
– Зато Саладин уже знает про ход, – вздохнул Иванов. – Давай, Дима, как договаривались! – Он повернулся к третьему спутнику, все это время не проронившего ни слова. – Так, Кузьма Иванович!
– Всенепременно!
– На том и порешим! – сказал Иванов. – Уговор дороже женщин. Идем? Завтра хлопотливый день…
Троица спустилась с башни, прошла по стене и по каменной лестнице перебралась во дворец. Козма и Иванов разошлись по своим комнатам, а Колбин задержался. Когда коридор опустел, он на цыпочках подошел к двери покоев Алиеноры и, приложив к ней ухо, застыл на некоторое время. Затем, воровато оглянувшись, достал из кармана уголек и начертил на двери "х..й". Подумал и добавил: "лысый!"…
