Боже, ему ненавистна мысль о женитьбе – ненавистна так же сильно, как мне ненавистна мысль о замужестве. Или же ему ненавистно то, как его… вернее, нас – используют.
– Хорошо, – сказала я, садясь на стул, и поставила холодный кофе на пол. – Говори. Я выслушаю.
– Спасибо, – сказал он.
На каминной полке над очагом стояли огромные старые часы. Так-так-так. Каждая нота – это секунда. Шестьдесят секунд. Та самая минута, о которой он просил меня раньше. Или же минута, когда Юнона, дрожа, держала меня в лучах рассветного солнца.
– Дайша. Я хорошо знаю, что тебе не хочется быть здесь, не говоря уже о том, чтобы быть со мной. Я надеялся, что ты испытаешь здесь другие чувства, но я не удивлен твоим настроением. Ты была вынуждена оставить свой дом, где у тебя были близкие люди, любовь, привычный образ жизни. – Я сказала, что буду молчать. Я не спорила. – Ты оказалась в этом гребаном замке и готовишься стать женой какого-то парня, которого ты никогда не видела, кроме как на коротенькой видеозаписи. Буду честен. В тот момент, когда я увидел твое фото, я потерял покой.
Я глупо подумал: «Это красивая, сильная женщина, и я хочу быть с ней. Вдруг у нас с ней что-то получится». Я имел в виду что-то, что важно только для нас с тобой, для тебя и меня. О детях я тогда – да и сейчас – меньше всего думал. Ведь у нас, в конце концов, будет еще много времени, чтобы принять решение по этому вопросу. Но ты. Я… я с нетерпением ждал встречи с тобой. И я бы вышел, чтобы встретить тебя, когда ты приехала. Но кое-что случилось. Нет, у меня вовсе не возникло желания отправиться в лес, чтобы разорвать животных и напиться их крови. Дайша, – неожиданно спросил он, – ты видела водопад?
Я удивленно посмотрела на него.
– Только из окна машины…
– Там живет одна из наших человеческих семей. Я должен был пойти, и… – Он помолчал, а потом продолжил: – Люди в этом доме отключились сразу, как компьютеры без электрического тока.
Я вырос здесь. Это был ад. Да, то самое место, в которое ты хотела, чтобы я отправился. Но только не яркое и огненное, а просто… мертвое. Они здесь все мертвы. Живые мертвецы. Нежить, как это называется в легендах, в этой чертовой книге «Дракула». Но я – не мертв. И ты тоже. Тебе когда-нибудь приходило в голову, – сказал он, – что твое имя, Дайша, звучит по-особому? Дай-ша. Оно красиво. Как и ты сама.
Он уже пригласил меня к разговору, так почему бы мне не предложить еще один комментарий?
– Но ты не выносишь дневной свет, – сказала я.
– Верно, не выношу. Но это не значит, что я не жажду света. Когда мне было два года, меня вывели наружу… отец вел меня за руку. Он мог примерно час выдерживать солнечный свет. Я был так взволнован… я с таким нетерпением ждал этого мига. Я помню первые цвета… – Он закрыл глаза и тут же их открыл. – Затем взошло солнце. Я никогда его не видел. Первый настоящий свет… и я ослеп. Моя кожа… Я толком ничего не помню. Просто тьма, мучительная боль и ужас. Всего одна минута. Моему телу даже ее оказалось слишком много.
Я болел десять месяцев. Затем ко мне снова вернулось зрение. Спустя десять месяцев. Но я видел дневной свет, видел его на видеозаписях и на фотографиях. Я читал о нем. И музыка… «Восход солнца» Равеля из его знаменитого балета. Ты представляешь, каково это – тосковать по дневному свету… и что такое – любить дневной свет… но никогда не видеть его по-настоящему, никогда не чувствовать тепло, не ощущать его запахи или не слышать звуков, лишь видеть на экране или слушать компакт-диск? Когда я увидел тебя, ты была такой, как настоящий дневной свет. Знаешь, что я сказал моему отцу, когда я начал выздоравливать после этих десяти месяцев, после этих тридцати секунд рассвета? Почему, сказал я ему, почему свет – мой враг, почему он хочет меня убить? Почему свет?
Зеэв отвернулся.
– И ты тоже дневной свет, Дайша. Ты тоже стала моим врагом. Дайша, – сказал он, обращаясь к очагу и его яркому, как солнечный свет, пламени. – Но я освобождаю тебя. Мы не станем мужем и женой. Я объясню всем, и обитателям Северина прежде всего, что вина лежит целиком на мне. Ты не услышишь в свой адрес ни единого дурного слова.
Да, ты свободна. Я крайне сожалею о тех мучениях, которые невольно, эгоистично причинил тебе. Прости, Дайша. А теперь, видит бог, уже поздно, и мне пора идти. Не сочти это за грубость, я надеюсь, что ты согласишься с этим. Пожалуйста, поверь мне. Иди наверх и хорошо выспись. Завтра ты можешь вернуться домой.
Я сидела как оглушенная. Внутри я ощущала себя разбитой на мелкие осколки тем, что он сказал. Он надел куртку и направился к двери, и только тогда я встала.
– Подожди.
– Не могу. – Он отвел глаза в сторону. – Прости. Кто-то… нуждается во мне. Пожалуйста, поверь мне. Это правда.
– Это какая-то девушка? – услышала я свой собственный голос.
Мой вопрос остановил его. Он недоуменно посмотрел на меня.
– Что?
– Та человеческая семья, к которой ты торопишься… у водопада? Я угадала? Ты хочешь человеческую женщину, а не меня.
И тогда он расхохотался. Настоящим, неукротимым смехом. Он вернулся и взял меня за руки.
– Дайша, ты с ума сошла. Ну, хорошо. Пойдем со мной, и ты все увидишь. Но нам придется побегать.
Мои руки уже покалывало от возбуждения; мое сердце уже было готово выскочить из груди.
Я посмотрела ему в лицо, и он ответил на мой взгляд. Ночь как будто переминалась с ноги на ногу. Он отпустил мои руки, и я бегом взлетела вверх по лестнице. Стаскивая с себя платье, я разорвала на плече рукав, и бросила его на туфли. Через пятнадцать минут мы бок о бок бежали по тропинке.
Этому не было никакого объяснения, никакой разумной причины. Но я видела его, видела, как если бы из-под черной крышки ночи струился солнечный свет, чтобы впервые показать его мне, – свет, который был его врагом, и врагом моей матери, но никогда моим.
К тому времени луна висела низко, и ее лучи касались края водопада. Это было похоже на жидкий алюминий, и рев падающей воды наполнял собой воздух до глухоты. Человеческий дом стоял примерно в миле отсюда, затерявшись в чаще высоких черных сосен.
Дверь открыла молодая, светловолосая женщина. Стоило ей увидеть его, как ее лицо озарилось. Это тотчас бросилось мне в глаза.
– О, Зеэв, – сказала она, – ему гораздо лучше. Наш врач говорит, что он фантастически быстро идет на поправку. Заходи.
Это была симпатичная комната – с низким потолком и танцующим пламенем в очаге. В кресле сидел роскошный черный кот в белом «жилете» и с белыми «перчатками» на лапах и подозрительно посматривал на посетителей.
– Вы пойдете наверх? – спросила женщина.
– Да, – ответил Зеэв. Он улыбнулся ей и добавил: – Это Дайша Северин.
– О, так ты Дайша? Хорошо, что ты тоже выходишь, – сказала она мне. Зеэв уже поднялся наверх. Человеческая женщина продолжила складывать полотенца на длинном столе.
