Мирная конференция открылась 12 сентября в камбрезийском аббатстве Серкам под эгидой вдовствующей герцогини Кристины Лотарингской, урожденной принцессы Датской, племянницы Карла V, и его сына Карла Лотарингского[530]. Полномочными представителями Франции выступали Карл, кардинал Лотарингский, Анн де Монморанси, маршал Франции Жак д’Альбон де Сент-Андре маркиз де Фронсак, Жан де Морвилье, епископ Орлеанский, и Клод де Л’Обепин, сеньор д’Отрив, секретарь по делам финансов, чей брат Себастьен, епископ Лиможский, пересылал дипломатические документы королю, а от него — миротворцам.
Испанию представляли Фердинанд Альварес де Толедо, герцог Альба, Вильгельм Нассауский, принц Оранский, Руи Гомес де Сильва, граф де Мелито, Антуан Перроно де Гранвель, епископ Аррасский, и Ульрих Вигилус де Цвикхейм. Полномочные представители англичан — епископ Эли, граф д’Арундел и Николас Уоттон, бывший посол во Франции. Двое обездоленных принцев — герцог Савойский и король Наваррский — также послали своих представителей.
В первую очередь было принято решение о всеобщем перемирии. Французам предлагалось вернуть территории, захваченные у испанцев на севере начиная с 1552 года. В Италии Монморанси хотел бы сохранить Пьемонт, но кардинал Лотарингский согласился приступить к общему восстановлению прежнего статус-кво, за исключением нескольких городов. Что касается трех епископств, то французы напомнили: этот вопрос касается Империи и не должен обсуждаться королем Испании. Последний, в свою очередь, отклонил претензии Антуана Бурбона и Жанны д’Альбре на часть Наварры, лежащую по ту сторону Пиренеев.
Оставалось решить вопрос с Кале. Пытаясь вернуть себе эту территорию, англичане ссылались на договор, подписанный в Бретиньи, и на срок давности. Кроме того, они потребовали возмещения сумм, одолженных Генрихом VIII Франциску I. Испанцы приняли сторону англичан, чтобы поддержать популярность в Англии Филиппа II как союзного монарха. Но французы не уступали. Кардинал Лотарингский считал это завоевание, достигнутое его братом, окончательным, а коннетабль Монморанси поддерживал такую точку зрения из патриотизма. Мария Тюдор наотрез отказалась отдать упомянутые земли. Перед смертью, последовавшей вскоре после этих переговоров, она заявила, что название Кале осталось запечатленным в ее сердце навеки. Смерть королевы 17 ноября 1558 года предоставила трон ее двадцатичетырехлетней сестре Елизавете. Филипп II уже не мог считаться королем Англии по брачному контракту, но все же пытался сохранить политический альянс между этой страной и Испанией. Более того, он готов был жениться на своей снохе Елизавете и принял на свой счет требования молодой королевы, которая 23 ноября потребовала возврата Кале, а кроме того — двух с половиной миллионов крон, которые Франция оставалась должна ее отцу[531].
Смена царствования, однако, изменила статус полномочных представителей. По предложению французов 30 ноября 1558 года переговоры были отложены на полтора месяца. За коннетабля и маршала Сент-Андре было предложено заплатить выкуп, что должно было обеспечить успех переговоров. Размер выкупа Монморанси установить трудно. Герцог Савойский, которому сдался коннетабль, сначала потребовал 300 тысяч экю, потом снизил сумму до 200 тысяч. Король согласился внести половину суммы, оговорив, что она будет уплачена в рассрочку — в течение полутора лет[532].
В середине декабря 1558 года коннетабль возвратился во Францию. Он вновь встретился со своим господином и занял подобающее ему место при дворе. Генрих и Диана де Пуатье приняли Монморанси с радостью. Шли приготовления к женитьбе его сына Дамвиля. Король великодушно не упоминал об опальном племяннике коннетабля д’Андело. Правда, Гизам удалось отсрочить назначение Монморанси великим мажордомом, а Дамвиля — маршалом Франции. Однако коннетабль вновь принял на себя двойные полномочия ответственного за вопросы ведения войн и внешнюю политику. Пока мир не заключен, следовало быть готовыми ко всему. Серкамское перемирие касалось лишь границы с Нидерландами, и король Наваррский начал наступление в Фонтарабии, а в Италии Бриссак укрепил оборону захваченного Монферрата. Коннетабль держал эти операции под контролем. В частности, он поддерживал строительство оборонительных сооружений на Севене, и особенно в Перонне.
Стараясь отклонить немецкие притязания на Мец, Туль и Верден, коннетабль разжигал враждебность султана Сулеймана к Фердинанду Австрийскому. Он связался с Бурдийоном и епископом Венским Марийяком в немецком городе Дьет, где те осыпали золотом сторонников короля. Но при этом Монморанси не упускал из виду свою и Генриха основную роль — установление окончательного мира. Из Парижа он писал епископу Аррасскому, спрашивая о «времени и месте, где мы должны собраться», и торопился завершить «наилучшим образом то, что было начато ради примирения». Встреча была назначена на конец января 1559 года в Като-Камбрези, который герцогиня Кристина предпочла Серкаму, поскольку Серкам она считала не слишком удобным местом. Преисполненный надежд Монморанси готовился к отбытию. «Надеюсь с Господней помощью, — писал он, — что путешествие не затянется надолго. В завершение означенных переговоров, коли Богу будет угодно даровать им успех, мы не предпримем ничего такого, что нанесло бы ущерб величию, чести и репутации короля»[533].
На сей раз и впрямь были все шансы довести дело до благополучного конца. Испанцы и вдовствующая герцогиня Лотарингская 5 февраля первыми прибыли в Като-Камбрези. Следом за ними, 6 февраля, появились кардинал Лотарингский и коннетабль: их задержала при дворе свадьба юного герцога Шарля Лотарингского и Клотильды Французской, дочери короля Генриха. Послы Елизаветы Английской приехали в Като-Камбрези вскоре после французов, привезя с собой куда более умеренные, по сравнению с прежними, претензии в отношении Кале.
Королю Филиппу II было выгодно добиться заключения мира на предложенных ранее благоприятных условиях. Он собирался посвятить все свои усилия искоренению ересей и борьбе против неверных в полном согласии с папой Павлом IV, с которым успел помириться. Но чтобы выступить в роли защитника католичества. Филиппу необходимо было заручиться поддержкой соседа, а не воевать с ним.
Генрих же в целом разделял религиозные воззрения Филиппа II. Вдобавок он столкнулся с финансовыми и экономическими трудностями, вполне сходными с теми, которые не давали покоя и королю Испании. Теперь, когда Генрих завершал долгую войну, навязываемую его стране в течение полувека, основной целью стало вновь обрести всю полноту власти над королевством. На сороковом году жизни Генрих мог надеяться даровать своему народу мир, а вместе с ним — и предвестие золотого века, столь часто возвещаемого при торжественных выездах государя.
Весь этот долгий период испытаний Диана прожила в союзе с королем и королевой Екатериной. Вначале полностью связав судьбу с Гизами, она сумела воспользоваться кризисом, отдалившим Генриха II от племянников коннетабля, и провести тактическое сближение с бывшим противником. Более того, герцогиня оказала Монморанси поддержку, откликнувшись на пожелания, высказанные им в плену, и подкрепив его усилия в проведении нелегких мирных переговоров. Брак внучки Дианы Антуанетты де Ла Марк с сыном коннетабля свидетельствует о ее политическом чутье, равно как венчает всю ее деятельность тонкого манипулятора[534]. Лучше кого бы то ни было зная характер короля, мадам де Валентинуа понимала, что, урегулировав с помощью Гизов отношения между королевством и его противниками, Генрих быстро утомится от опеки Лотарингского дома и вернется под крылышко своего старого мудрого ментора. Таким образом, при посредничестве коннетабля Диана рассчитывала еще больше укрепить собственную власть над монархом и даже занять место арбитра меж двух основных сил, боровшихся за власть в Королевском совете. События, вынудившие обе враждующие группировки к сотрудничеству, для нее лично, стало быть, оказались весьма выгодными. Так начались исключительно важные изменения в политике как для Франции, так и для Дианы.
