Не прибавило покоя и то, что весь день в его спальню входили группами люди посмотреть на его страдания. Он лежал неподвижно, превозмогая боль, но стараясь им улыбнуться.
Граждане на улицах плакали и спрашивали друг друга, что будет с ними, когда его не станет. Они помнили недавний террор; они помнили, что предполагаемый наследник престола исповедует католицизм и что за морем герцог Монмут, возможно, только и ждет, чтобы предъявить права на престол.
Их король, этот добросердечный циник, этот терпимо относящийся ко всем и ко всему вольнодумец, стоял, как они сердцем чувствовали, между ними и революцией. Поэтому они и ждали в страхе, что случится, если его у них не станет.
В церквах служили молебны во здравие короля. Возносились молитвы за то, чтобы внезапно нагрянувшая болезнь миновала и чтобы они снова могли увидеть своего короля гуляющим в парке.
К среде ему стало лучше, и тайный совет выпустил по этому случаю бюллетень. Люди на улицах бурно выражали свою радость, они обнимали друг друга, они говорили друг другу, что он такой сильный человек, что его силы хватит на двоих, он поправится и будет продолжать властвовать.
Хотя Карла не покидала сильная боль и врачи не давали ему ни минуты отдыха, ему удавалось выглядеть неунывающим. Но сразу после полудня в четверг стало ясно, что он не поправится.
Однако он пошутил в своем обычном духе:
– Простите, господа, – сказал он, – что я так долго умираю.
Пытались применять новые лекарства; едва ли нашлось хотя бы одно, которым не попробовали его пользовать. Ему давали черемуховую воду, цветы липы и ландыша и карамель из белого сахара. Применялся спирт, полученный из человеческих черепов.
Он попросил позвать жену. Ему ответили, что она приходила прежде, а сейчас так обессилела от горя, что теряет сознание даже лежа в постели.
Она прислала ему послание, умоляя простить ее за все совершенные ею ошибки.
И когда ему об этом сказали, на глаза его навернулись слезы.
– Увы, бедная женщина! – вымолвил он. – Она просит у меня прощения? Это я от всей души прошу ее простить меня. Идите и скажите ей об этом.
Луиза ждала, не входя в его апартаменты. Отношение к ней изменилось; нашлось много таких людей, которые ей напомнили, что, поскольку она не жена короля, ей нечего делать в покоях умирающего. Она наклонилась над ним, когда он был без сознания и не мог ее узнать, и непреодолимый ужас охватил Луизу.
«Что теперь со мной будет?» – спрашивала она себя в отчаянии.
Она богата; она вернется во Францию, в свое герцогство Обиньи. Король Франции не будет больше чествовать ее, утратив необходимость в ее услугах. Он не преминет напомнить ей, что она не выполнила одно важное поручение, ради которого ее послали в Англию. Карлу выплачивались огромные суммы, чтобы он в подходящее время объявил себя католиком. Теперь же он умирает, а этого не сделал. Но он должен это сделать! Луиза должна вернуться во Францию победительницей! И тогда она сможет сказать Людовику: «Я приехала, чтобы сделать это, и, хотя это событие было отложено до того момента, когда он оказался на смертном одре, я все же выполнила то, для чего отправлялась…»
Она подумала о Карле, находящемся в полубессознательном состоянии, в агонии, ставшей еще более мучительной из-за действий врачей. Может быть, сейчас как раз и есть подходящее время – время, когда он не совсем понимает, что делает.
Это должно быть сделано. Только таким образом Луиза может сослужить службу королю, в чью страну она должна вскоре вернуться.
Она послала за Барийоном.
– Господин посол, – сказала она, – я собираюсь открыть секрет, который может стоить мне головы. В глубине души король является католиком. А нет никого, кто бы мог позаботиться о его нужде. Я не могу, не нарушая приличий, войти в его комнату, так как там постоянно находится королева. Отправляйтесь к герцогу Йоркскому и скажите ему об этом. Осталось немного времени, чтобы спасти душу его брата.
Барийон понял. Он восхищенно кивнул ей. В интересах Франции было, чтобы король умер католиком.
По счастливому стечению обстоятельств, когда епископ Кен подошел к постели короля, чтобы позаботиться о причастии перед смертью в соответствии с обрядом англиканской церкви, Карл устало отвернулся. За последние дни он подвергался слишком многим процедурам. Он никогда не был ревностным прихожанином, и не такой он человек, чтобы меняться на смертном одре. Он прожил жизнь, как считал нужным, он не раз заявлял, что настоящими грехами являются злоба и равнодушие, и он по мере сил старался избегать этих грехов. Он говорил, что Бог, в его представлении, не захочет, чтобы дворянин отказывался от удовольствий. Он так и поступал, и не такой он был трус, чтобы в последний момент бежать спасаться.
Герцог Йоркский вошел к нему в спальню. Он опустился у постели на колени и зашептал ему на ухо.
– Ради спасения своей души, Карл, вы должны умереть католиком. Герцогиня Портсмутская сказала мне о вашей тайной вере. Она никогда себе не простит, если вы будете лишены вечного спасения…
При упоминании имени Луизы Карл попытался повернуть тускнеющие глаза на брата, и улыбка тронула его губы. Потом он сказал едва внятно:
– Джеймс… не делай ничего, что может повредить тебе.
– Я сделаю это, – сказал Джеймс, – хотя бы это и стоило мне жизни. Я приведу к вам священника.
В комнату, где лежал умирающий, тайно доставили алтарь, вместе с ним пришел священник, отец Хаддлстон; этот человек помогал спасти Карла после поражения под Вустером, а Карл спас его во время террора против католиков. Несмотря на свое затуманенное лекарствами сознание, Карл его узнал.
– Сир, – сказал Джеймс, – вот человек, которому вы спасли жизнь и который пришел спасти вашу душу.
– Я рад ему, – ответил Карл. Хаддлстон встал на колени перед постелью.
– Желаете ли вы, Ваше Величество, получить последнее причастие по обряду католической церкви?
Затуманившиеся глаза смотрели прямо перед собой. Карл ничего не осознавал, все его существо было поглощено невыносимой болью. Он считал, что рядом с ним находится Луиза. Луиза, задающая вопросы от имени короля, которому она на самом деле служит.
– Всем сердцем, – ответил он устало.
– Желаете ли вы умереть в этом вероисповедании? Карл кивнул. И повторил все, что хотел от него Хаддлстон. Его губы шевелились.
– Милосердия, пресветлый Иисус, милосердия. Соборование было совершено. Карл почти не различал крест, который Хаддлстон держал у него перед глазами. Сознание возвращалось к нему лишь на короткие мгновения, пока он снова не впадал в обморочное состояние от боли и изнеможения, вызванного, кроме всего прочего, и теми пытками, через которые его заставили пройти врачи.
Когда ушел священник, все ждавшие у дверей ринулись в комнату.
