Мама выскочила из-за стойки, где она давала показания, как фурия метнулась к столу Барбары, обвела глазами гору бумаг и тут же нашла нужный документ. По маминому лицу я поняла, что ей бы хотелось натыкать им Барбаре в нос.
— Я прошу прощения! — пролепетала Барбара.
Пока мы копались, все ушли. Мы вышли в пустой коридор. Вдруг мама выронила сумку, схватилась за голову, зарыдала во весь голос и стала биться о стену.
— Я не могу больше! Что это за суд? Что это за адвокаты? Здесь все враги! Нет никакого правосудия! Все купленные и проданные! Ненавижу вас всех! Уйдите! Уйдите!
Откуда-то прибежал дежурный со стаканом воды. Перепуганные насмерть Барбара и я пытались напоить маму водой, а она билась, швыряла и кричала, кричала… Потом вся обмякла, оттолкнула Барбару и, ни на кого не глядя, пошатываясь и цепляясь за стены, пошла к выходу. Я, на ходу подбирая вещи, побежала за ней.
Так кончился дурацкий суд.
МАМА
Через два месяца, накануне нового заседания суда заболела Белка, которую решено было взять главным свидетелем обвинения. Я попросила Барбару перенести суд ещё раз. Она обещала мне позвонить.
Прошло два месяца. Барбара молчала. Когда я пыталась поймать её по телефону, она была вечно занята. Таня от неё уволилась. Контора Барбары переехала на Брайтон-Бич, поближе к русскоговорящим эмигрантам, которые за плохое знание английского языка расплачивались необходимостью обращаться к адвокатам, а значит — наличными.
Новая секретарша Барбары в ответ на мои настойчивые звонки отвечала что-то невразумительное. Прошёл ещё месяц моих бесплодных попыток добиться ответа.
Когда я позвонила в очередной раз из автомата на Брайтоне, секретарша ответила, что Барбары нет, она в суде. Без предупреждения я через пять минут была в конторе. Барбара была на месте, у неё сидел посетитель. Секретарша, увидев меня, зарылась в бумаги. Я демонстративно села напротив неё с соответствующим выражением на лице и уставилась ей прямо в глаза. Игра в «гляделки» продолжалась минут сорок. Секретарша ёрзала, роняла на пол карандаши, ручки, бумажки, а я сидела и нагло пялилась, рассматривая у неё на лице каждую веснушку.
Наконец посетитель вышел из кабинета. Я встала, всё так же не отрывая глаз от лица секретарши, сказала ей со стервозной улыбкой:
— Пожалуйста, запомни меня и никогда больше не обманывай, я этого не люблю. Поняла?
Секретарша виновато кивнула, но по её лицу было видно, что она ничего не поняла и будет врать по-прежнему.
Барбара встретила меня шумными объятиями и поцелуями, с такой радостной улыбкой, как будто это была не я, а её покойная мать вернулась с того света! Однако на меня эта американская манера умирать от счастья, здороваясь, чтобы, не замедляя шаг, пройти дальше, уже давно не действует.
— Я пришла узнать, когда будет новое заседание, — перешла я сразу к делу.
Барбара удивлённо подняла брови.
— Ваше дело закрыто, — ошарашила она меня.
— Как закрыто? Почему?
— Судья рассердился, что мы всё время откладываем заседание, и закрыл дело.
— Ну, как же так? Почему Шах сто раз откладывал, а нас сразу наказали? Где справедливость?
Барбара пожала плечами.
— Я не хочу вас разочаровывать, но если вы ищете правосудия, то его, увы, нет! Посмотрите вокруг, убедитесь сами. Я это наблюдаю в суде достаточно часто. Нет худа без добра. Дело закрыто, но, открывая его заново, я имею право требовать нового судью. Старый, по-моему, был подкуплен.
— Господи, уже и судья подкуплен! Какое-то вшивое дело о шести тысячах оборачивается детективом с наёмными убийцами, подкупленным судьёй, любовными интригами и неразрешимыми загадками! Ну, просто кино, где к Ширли Макклейн, Дастину Хоффиану и Джеймсу Вуду прибавилась ещё Барбара Страйзенд!
— Мне все говорят, что я на неё похожа! — кокетливо улыбнулась Барбара. — Не надо отчаиваться, я сейчас же напишу протест и попытаюсь возобновить дело.
— Почему «сейчас же»? Почему не месяц назад? Почему вы мне ничего не сообщили? Ведь вы же обещали позвонить! Прошло столько времени! Мне ведь ещё надо в малый суд подавать за обручальное кольцо!
Барбара закрыла рот рукой и в ужасе уставилась на меня.
— Я очень виновата, — прошептала она.
— Что такое? — уже не зная, что думать, упавшим голосом спросила я.
— Раз ваше дело закрыли, вы могли тут же подать в малый суд, а я не сообразила вас предупредить! Мы потеряли три месяца зря. Это только моя вина. Простите меня! Мне страшно неудобно! А теперь мы будем открывать дело вновь, и сейчас подавать в малый суд нельзя. Я так виновата перед вами!
— Барбара! — вскричала я. — Я просто не знаю, что мне с вами делать? У меня уже в который раз впечатление, что вы в сговоре с Шахом. Гарик должен вам платить, вы его прекрасно обслуживаете! Почему я за свои деньги должна вас всё время прощать? Почему ваша дочка то болеет именно тогда, когда я прошу вас не говорить Шаху о моих планах, то ей назначают операцию именно в день моего суда? Да и есть ли она вообще, ваша дочка? Кто вам платит, хочу я знать, я или Гарик?
Злые слёзы полились у меня по щекам.
— Дорогая моя, не плачьте! Вы же знаете, как я к вам отношусь, — Барбара взяла мою руку и крепко её сжала. — Я вам очень сочувствую и очень хочу помочь. Я приготовлю все бумаги на пересмотр дела. Вот увидите, мы победим! Не расстраивайтесь! Зайдите ко мне через два дня, чтобы подписать заявление о возобновлении дела.
Я зашла через два дня, бумага на подпись была не готова. Та же история повторилась трижды. Барбара валила всё на нерадивую секретаршу, которая, в свою очередь, тайком шептала мне, что сама Барбара ей ничего не поручала. Мне надоело всё до тошноты. Я явилась в контору в очередной раз и, узнав, что заявление так и не составлено, села и объявила, что не уйду, пока его при мне не напишут.
Барбара протянула мне чистый лист бумаги.
— Мы же друзья, вы мне доверяете? Подпишите внизу, я впечатаю текст и пришлю вам копию.
Подписывать чистый лист бумаги — полный идиотизм, но я уже дошла, буквально, до ручки, и подписала.
Прошёл месяц. Никакой копии я не получила. Наконец я позвонила в контору и передала секретарю, что больше в их «услугах» я не нуждаюсь и хочу забрать документы, попросив приготовить их мне через два дня. После тщетных попыток по телефону добиться ответа, когда я могу забрать свои бумаги, терпение моё в который раз лопнуло, и я явилась в контору.
Увидев меня, Барбара выскочила из-за стола и бросилась мне навстречу.
— Я приготовила документы. Вы не помните, у меня было две папки или три?
— Три, — твёрдо сказала я, холодея от недоброго предчувствия.
— Я почему-то нашла только две. Вы уверены, что было три папки?