Казалось, Моника соглашалась с ним, потому что молчала – просто сидела и внимательно его слушала, уставившись в одну точку.
Позже Томми заплакал тяжелыми слезами, его тело сотрясалось от рыданий. Он почувствовал, что свободен. Такое прекрасное чувство…
Томми отпустил неподвижную и холодную руку Моники, позвонил и сообщил о смерти жены.
Приехали несколько коллег в форме, проделали стандартную при самоубийстве процедуру, выразили соболезнования. Работники «Скорой» дождались, пока они закончат, вошли на кухню и вынесли Монику в машину.
Когда они уезжали, Томми смотрел им вслед. Потом сложил все вещи Моники в коробки и спустил их в подвал. Там, в своем маленьком кабинете, укромном месте, убежище, он взглянул на письменный стол. На нем лежали горы бумаг, беспорядок.
Он начал убирать, раскладывать, сортировать… Нужно было проверить все, что могло навредить ему, разоблачить. Так что Томми сделал все наоборот. Он начал расследовать самого себя, оставаясь, несмотря ни на что, великолепным следователем. Он смотрел со всех возможных углов, как события насыщенной прошедшей недели могут вывести на него. Только так он имел возможность залатать дыры. И снова Томми восхитился своей ловкостью – как следователя, так и преступника.
Он работал, писал, чертил… оценивал риски. Два имени стояли у него перед глазами – Майлз Ингмарссон и София Бринкман. В остальном он был недосягаем.
Он справится, доведет дело до конца, будет работать, опережать соперника на ход, будет жутко опасным. Томми почувствовал свою силу… непобедимость.
* * *
Майлз ждал в зале прилета аэропорта в Праге. Он увидел, как она идет к нему. Рядом с ней шел его брат Ян, несущий сумку. На ней была шаль, солнечные очки, шарф. Но этого не хватало – недавно сделанная пластическая операция бросалась в глаза.
Она ускорила шаг, юркнула к нему в объятия и задержалась там. Они долго так стояли. Ян ждал поодаль.
– Теперь мы вместе, – сказала Санна.
Он прервал объятия и взглянул на нее.
– Это заживет, – шепнула она. – Так сказал доктор.
Он осторожно похлопал ее по щеке.
Подошел Ян.
– Привет, Майлз, – сказал он.
– Привет, Ян.
Майлз посмотрел на младшего брата, и ему показалось, что тот вырос на метр с последней их встречи, в плане характера. В нем появилась прямота, какая-то уверенность. Словно он перестал скрывать все недовольство собой и таким образом с ним расквитался.
– Спасибо за всю твою помощь, Ян.
Брат пожал плечами, показывая, что он вроде как не понимает, что имеет в виду Майлз. А тот это и имел в виду. Ян неустанно работал над тем, о чем Майлз его просил. Прежде всего над защитой Санны в больнице. Он приехал вместе с ней сюда, к тому же купил ей новую одежду, чтобы она чувствовала себя комфортно. Теперь ему пора назад, лететь домой.
Ян обнял Санну, протянул руку Майлзу. До того как пожать ее, тот сказал:
– Надеюсь, что скоро мы сможем сесть, ты и я, поесть вместе, выпить и поговорить.
– О чем?
– Ни о чем, – ответил Майлз.
– Я тоже мечтаю об этом.
Майлз пожал ему руку, Ян улыбнулся, повернулся и ушел.
* * *
Они ужинали в их общем доме, в квартире в Праге.
София, Альберт, Михаил, Майлз и Санна. Два стула стояли пустыми. Так было решено. На них будут сидеть Лотар с Йенсом. Когда, никто не знал, но это не имело значения.
София смотрела на людей, которые ели, пили и болтали друг с другом.
Она начала узнавать Альберта. Он разговаривал, старался разобраться, быть вовлеченным. Она рассказала ему все без обиняков, не приукрашивая и не смягчая. Ей тяжело это далось. Но он требовал. Он требовал от нее быть честной, не столько для себя, сколько для нее самой. И София осталась довольна… Словно это стало началом пути принятия себя такой, какая она есть, совершенствования себя.
И то же произошло со всеми за столом – будто по молчаливому соглашению, они решили стать лучше, каждый в отдельности.
Майлз светился тем светом, который она любила. Санна держалась хорошо, участвовала в разговоре, была честной, мудрой и доброжелательной, создавала вокруг себя гармонию. И Михаил, который все больше и больше с каждым днем становился человечнее. Может, он всегда таким был.
Но еще они сидели здесь по причине, на которую никто из них повлиять не мог. За всеми ними из-за угла постоянно охотилась смерть. Лишение свободы.
И с этим никто из них не мог смириться. Они будут драться за выживание… за свою свободу.
Альберт сидел на другом конце стола. Он смеялся над чем-то, что рассказывал Майлз.
София заразилась его смехом.
