– Последний раз, когда мы с вами встречались, адмирал, вы любезно показывали мне свой эсминец ВМС Великобритании «Шеврон».
– Надеюсь, вы согласитесь, мадам, что это был эсминец короля. Я лишь временно командовал им.
– Тонкое различие, адмирал, – ответила королева-мать.
Эмма продолжила представлять своих коллег-директоров и могла лишь гадать, какой королева-мать сделает вывод о новом члене совета.
– Мистер Бингэм, а вы же под запретом во дворце! – (Рот Боба Бингэма распахнулся, но слов не последовало.) – Ну, если честно, не вы, а ваш рыбный паштет.
– Но за что же, мадам? – задал вопрос Боб, нарушив протокол.
– За моего внука, принца Эндрю: он продолжает запускать палец в банку, подражая малышу с этикетки.
Боб не вымолвил ни слова, а королева-мать прошла дальше – знакомиться с проектировщиком судна.
– Последний раз мы встречались…
Эмма взглянула на часы, пока королева-мать беседовала с управляющим «Харланд и Вольф».
– Каким будет ваш новый проект, мистер Байли?
– На данный момент это большой секрет, мадам. Единственное, могу вам сообщить, что на борту судна перед названием будут красоваться три буквы – «КЕВ»[50] и что большую часть времени оно будет проводить под водой.
Королева-мать улыбнулась, и лорд-наместник провел ее к удобному стулу сразу за трибуной.
Эмма дождалась, когда высокая гостья усядется, и прошла на трибуну произнести речь, записей для которой не потребовалось: она знала ее наизусть. Крепко ухватившись за края трибуны и глубоко вздохнув, как советовал ей Джайлз, она посмотрела вниз на огромную, притихшую в ожидании толпу – куда большую, чем предсказывала полиция.
– Ваше величество, это ваш третий визит на судостроительный завод Баррингтонов. Впервые вы приезжали как наша королева в тысяча девятьсот тридцать девятом, когда компания праздновала свое столетие, а председателем был мой дедушка. Затем вы приезжали во время войны, в сорок втором году, чтобы своими глазами увидеть разрушения, вызванные бомбардировками города, и сегодня вы вновь дарите нам радость встречи с вами, чтобы спустить на воду новый лайнер, названный в честь дома, в котором вы прожили последние шестнадцать лет. К слову сказать, мадам, если вам когда-либо понадобится жилое помещение на ночь, – слова Эммы были встречены дружеским смехом, – их у нас двести девяносто два, хотя, чувствую, мне следует подчеркнуть, что вы упустили свой шанс составить нам компанию в первом рейсе: все до единой каюты проданы.
Смех и аплодисменты толпы помогли Эмме чуть расслабиться и почувствовать себя увереннее.
– И с вашего позволения, мадам, я добавлю, что ваше присутствие здесь сегодня сделало это истерическое событие…
Она ахнула, судорожно хватив ртом воздух, затем последовало неловкое молчание. Эмма готова была провалиться сквозь землю, но тут королева-мать от души рассмеялась, и вся толпа начала весело голосить и бросать вверх головные уборы. Эмма чувствовала, как пылают ее щеки, и прошло какое-то время, прежде чем она собралась с духом и проговорила:
– Для меня большая честь, мадам, просить вас дать имя теплоходу «Бэкингем».
Эмма отошла назад, чтобы уступить место королеве-матери. Наступал момент, которого она страшилась больше всего. Росс Бьюкенен как-то рассказывал ей о печально известном случае, когда все шло не так и судно не только пострадало от публичного унижения, но команда, равно как и общественность, отказались плавать на том судне, убежденные, что оно проклято.
Толпа вновь стихла и нервно ждала: один и тот же страх заполз в душу каждого докера верфи, люди смотрели вверх, на знатную гостью. Более суеверные, включая Эмму, скрестили пальцы; над доком пронесся первый удар из двенадцати, и лорд-наместник передал бутылку шампанского королеве-матери.
– Я нарекаю это судно «Бэкингемом»! – объявила она. – Пускай оно несет радость и счастье всем, кто поплывет на его борту, и наслаждается долгой и успешной жизнью на морских просторах!
Королева-мать подняла большую бутылку шампанского, чуть помедлила, а затем отпустила ее. Эмме захотелось закрыть глаза: бутыль по широкой дуге полетела к судну. Ударившись о корпус лайнера, бутыль разбилась на сотни осколков, винная пена устремилась вниз по борту, а толпа взорвалась самой громкой овацией этого дня.
– Думаю, все прошло как нельзя лучше, – проговорил Джайлз, когда машина королевы-матери отбыла с территории судоверфи.
– Ну да, только я могла бы и обойтись без своей истерической оговорки, – вздохнула Эмма.
– Не согласен, – возразил Гарри. – Королеве-матери оговорка явно понравилась, рабочие будут рассказывать о ней своим детям, и, наконец, в кои-то веки ты доказала, что тоже можешь ошибиться.
– Как ты добр. Однако до первого рейса у нас еще непочатый край работы, и второго истерического момента я позволить себе не могу, – добавила Эмма, когда к ним подошла ее сестра.
– Я так рада, что не пропустила, – сказала Грэйс. – А можно в следующий раз подобрать церемонию крещения так, чтобы она не совпала с семестром? И, сестренка, если позволишь один маленький совет: воспринимай первый рейс как праздник, каникулы, а не как очередную неделю в своей конторе. – Она расцеловала брата и сестру в обе щеки. – Кстати, – добавила она, – мне понравился «истерический момент».
– Вот видишь! – сказал Джайлз, когда Грейс направилась к ближайшей автобусной остановке. – Тебе следовало бы наслаждаться каждым моментом. Лично я так и поступлю.
– Думаешь, тебе удастся?
– Отчего же нет?
– К тому времени ты можешь стать министром.
– Я должен держаться за свое место, а партия должна победить на выборах, прежде чем я смогу стать министром.
– Когда, по-твоему, назначат выборы?
– По моим догадкам, в октябре, вскоре после партийных конференций. Так что в следующие несколько недель будешь меня частенько видеть в Бристоле.
– И Гвинет, надеюсь, тоже.
– Можешь не сомневаться, хотя, я очень надеюсь, наш ребенок родится во время кампании. И подкинет мне тысячу голосов, как уверяет Грифф.
– Жулик ты, Джайлз Баррингтон.
– Нет, я политик, борющийся за место в парламенте, и, если победа будет за мной, первым делом я сформирую кабинет.
– Как гласит народная мудрость, «бойтесь своих желаний – они имеют свойство сбываться».
45
К радостному удивлению Джайлза, кампания всеобщих выборов прошла очень цивилизованно. Не в последнюю очередь благодаря тому, что Джереми Фордайс, его оппонент от Консервативной партии, интеллигентный молодой человек из Центрального офиса, никогда не производил впечатления, будто в самом деле верит, что может выиграть, и, конечно, не пользовался грязными приемами Алекса Фишера.
