Они с Тимом тоже когда-то были совершенно чужими людьми, случайно пересекшимися в одной-единственной точке. С которой все и началось. Вся длинная история их отношений – или пока она у них еще не слишком длинная? И наверное, ей нужно как-то загладить свою вину перед ним? Потому что она, как ни крути, действительно виновата… Она придумает как… она будет стараться…
Пока же Катя не нашла ничего лучшего, чем продолжить:
– Знаешь, в обычных преступлениях всегда можно проследить если не прямую, то косвенную цепочку, а тут ничего подобного не было, да и быть не могло!
Да, профессиональное в ней не могла истребить даже эта свирепая ангина: пока Тим ходил на кухню за очередной порцией чая с лимоном и медом, Катя тут же припомнила собственную логическую цепочку, связавшую неизвестно откуда появившийся в ее сумочке диск и подбросившего его человека. И она так и не успела поблагодарить эту робкую и чувствительную практикантку Марину!.. Ну, ничего… если практика у нее не закончится в ближайшие дни, она еще успеет сказать ей спасибо.
– Вот, теплый, но не горячий. Пей.
– И тебе тоже спасибо, добрый человек!
– А кому еще?
– Да так… вспомнила кое-что. Не вовремя я как-то заболела…
– Зато у тебя хороший личный врач! – Тим сунул ей под мышку градусник, хотя это было явно лишним – температуру он ей мерил каких-то полчаса назад.
– Это точно! Знаешь, Тимка, еще когда нашли Шульгину, я подумала: кто-то же сообщил об этом журналистам раньше, чем приехала опергруппа. Кто? Кто прежде всего это знал? Только те, кто ее нашли… патрулирующие парк. Ну, тут утечка могла произойти на любом уровне. А вот кому это было нужно? Думаю, сам Калюжный их и вызвал. Не называя себя, конечно. Ему было просто необходимо, чтобы возник скандал и слухи о маньяке поползли по городу.
Катя немного покривила душой: подумать-то она тогда об этом подумала, но озвучить не успела. И ни с кем больше не поделилась своими умозаключениями! А потом и вовсе забыла о них. Потому что была слишком занята собственными проблемами. Но остальные-то работали! И еще как работали! Просто землю носом рыли! Но, наверное, все-таки не так как нужно было, да и не в том месте…
– Знаешь, Тим, очень трудно поймать черную кошку в темной комнате – особенно если там этой кошки нет!
– Я все понимаю, Кать… даже больше, чем ты думаешь. Но ты сейчас отдохни, хорошо?
Она кивнула, но все продолжала думать о своем: возможно, Калюжный с Дашевской не успели бы завершить свой страшный план и большинство жертв остались бы живы – если бы они сразу нашли те небольшие зацепки, которые были так очевидны! И прежде всего то, что кто-то вызвал журналистов – почему никто из группы сразу этого не выяснил? Неужели они и впредь будут совершать одни и те же ошибки… и те, кто совершает самые страшные преступления, зачастую будут оставаться безнаказанными? Статистика говорит, что да – так оно и есть…
– Тим… – начала она и осеклась.
Зачем переживать о том, чего ты все равно не можешь изменить, как ни старайся?..
– У тебя совсем голос пропал, – Тим заботливо подоткнул одеяло и пощупал ее лоб. – Горячий, – сообщил он, взял термометр с тумбочки, строго на него посмотрел и нахмурился.
– Ты завтра идешь на работу? – спросила Катя, пытаясь улизнуть от очередного измерения. В самом деле – не так уж она и больна, чтобы с ней вот так носиться! Хотя это, несомненно, было даже приятно…
– Завтра еще нет. Отпросился. Хирург не должен своим видом пугать больных! И вообще, завтра я хочу лечить только одну больную. Которая стояла с непокрытой головой под снегом и ела мороженое!
– А ты откуда знаешь?
– Я все знаю!
– Это она тебе рассказала? Твоя… подруга?
Ей все еще трудно было привыкнуть к тому, что коварная брюнетка оказалась всего-навсего его коллегой, да еще и подругой детства.
– Конечно. Томка мне все уже доложила. Пока ты тут днем отсыпалась. На самом деле она не только верная соратница, но еще и моя троюродная сестра.
– Ты извинись перед ней за меня, хорошо?
– Нет уж… ты девушка решительная, пистолет в сумке носишь, так что сама и извиняйся! А я Томку боюсь. Она мало, что иголки в живых людей втыкает, так еще и всякими восточными штуками увлекается. У нее черный пояс по карате. Ладно, шучу… Китайской гимнастикой она занимается – но это тоже очень круто. Вот поправишься, мы ее пригласим. Хорошо? А сейчас молока с медом – и спать.
– Тим, я не могу сразу все… чай с лимоном… мед с молоком… я этого не вынесу…
– А меня ты вынесешь? – спросил он, пристраиваясь рядом и кладя ее голову к себе на плечо.
– Тебя – в любых количествах…
Он тихо лежал рядом, слегка баюкая ее, как ребенка… а за окном снова была ночь… их вторая ночь после счастливого обретения друг друга. Она уже засыпала, когда заговорил Тим, видимо все еще переваривающий страшную повесть о маньяке, оказавшемся даже и не маньяком вовсе, а волком в овечьей шкуре… Или даже не в овечьей, а в собачьей – ведь он был призван защищать мирных доверчивых овечек, а не убивать их!
– Знаешь такого писателя – Честертона? – тихо спросил Тимур.
– Ну конечно… На полке где-то даже книжка стоит.
– У него рассказ есть – чтобы убить любовника своей жены, один военный, начальник этого самого любовника, послал его в бой… откуда невозможно было уйти живым. И погибло очень много людей… может, тысяча, может, больше. И тот самый человек, которого очень любили, тоже погиб… И там была такая фраза, которую я запомнил: «Мертвый лист лучше всего прятать в мертвом лесу». Это совсем как то, что произошло у вас…
Она прижалась к нему изо всех сил, будто хотела спрятаться, а он – он внезапно понял: она, которая выбрала себе такую трудную, мужскую профессию и каждый день ходит в бой, из которого может и не вернуться, – она и есть та самая, единственная… его женщина. И никакой другой ему не нужно. И она, его Катя, – она была и бойцом, и той, которая беззаветно ждала из боя… две женщины в одной, такой любимой. Смелой и ранимой одновременно. Прожившей два месяца рядом с тем самым пресловутым мертвым лесом – не выдуманным, а вполне настоящим. А его не было рядом. Но все-таки прежде всего она была женщиной… слабой и беззащитной – несмотря на гордое звание старшего лейтенанта убойного отдела и пистолет, который таскает в своей сумке.
И еще он понял, что должен, просто обязан быть рядом с ней. Несмотря ни на какие возникающие время от времени разногласия, размолвки или даже то, что она всегда будет кому-то нравиться. И какой-нибудь Лешка снова пришлет ей букет. Обязательно пришлет. И даже с открыткой. А бить морду каждому такому лешке – кулаки сотрутся… гораздо важнее сделать ее счастливой. Чтобы она всегда смотрела на него такими глазами, как вчера. И как сегодня. И чтобы у них было завтра. И послезавтра. И чтобы они оба знали об этом и не сомневались. Чтобы им принадлежала вся жизнь. С живым лесом. Живыми листьями. Которые есть их отношения. Их любовь. Их маленькие радости. И не нужно ничего из этого убивать, даже самую малость. Никогда.
