Он встал и взялся за подлокотник, подождал, пока не исчезло онемение в ногах, пока они не начали его слушаться. На кухонном столе стоял поднос, на нем лежал засохший кусок хлеба и нож: один-единственный, которым пользовались они с отцом. Никто из них никогда не использовал золингеновские ножи из нержавеющей стали, которые стояли в мраморной подставке. В ходу у них был один маленький овощной ножик с облупившейся пластиковой рукояткой – рекламный подарок. Его так часто подтачивали, что он превратился в узкий изогнутый кинжал. Оливер положил его в карман кофты и представил, как его сердце на несколько секунд стало биться медленнее. Это всего лишь воображение. Все равно, куда он побежит, лихорадочный ритм собственного сердца будет его преследовать. Он хотел выйти наружу, на холод.
Пока еще было холодно.
Пока еще было тихо.
Вехтер воспользовался возможностью, чтобы поразмышлять. Элли вела машину, Ханнес сидел сзади и развлекался игрой на телефоне, убивая зеленых свиней. Снаружи стало совсем темно. Ветер полировал лобовое стекло ледяными иглами, как пескоструем, зимнее солнце исчезло, словно это была галлюцинация. Вехтер именно так и представлял себе финал. Но расследование убийства – это не концерт по заявкам, после него всегда остаются только беды. Они словно могильщики! Ханнес выругался сквозь зубы и убрал телефон, наверное, его снова победили свиньи.
Перед домом Джудит Герольд уже стояли две полицейские машины. Синие огни отражались на стене. Сотрудники собрались группой и явно мерзли. Вехтер отказался от спецназа: он не верил, что от Джудит Герольд может исходить еще какая-то опасность. Если он ее недооценил, ему за все и отвечать. Когда Вехтер вышел из машины, ему навстречу выскочил Рокко и завилял хвостом.
– Ну что, дружок?
Он позволил псу на себя прыгнуть и потрепал его по голове. Рокко оставил следы на пальто, но это ему не мешало.
Он взял зенненхунда[67] за ошейник и позвонил в дверь. Никто не отозвался.
– Есть у кого-нибудь ключи от подъезда?
Один из сотрудников вышел вперед и отпер для них дверь. Они вошли. Вехтер повел всех вверх по лестнице. На третьем этаже он запыхался и взял паузу, чтобы отдышаться, остальные прошли мимо. Он был единственным, кто устал. Это плохо.
Они остановились у дверей Джудит Герольд. Комиссар позвонил. В квартире что-то громыхнуло, но к двери никто не подходил. Глазок оставался темным. Он еще раз нажал на кнопку звонка. Полицейские позади него проявляли нетерпение, он обернулся и произнес:
– Мы заходим.
Один коллега бесшумно взломал замок, и Вехтер вошел в прихожую. Нигде не горел свет. Он сразу понял, что квартира пуста, что ни одно живое существо в ней не дышит. И все же он позвал:
– Госпожа Герольд?
Они переходили из комнаты в комнату, включая везде свет. Ничего. В спальне платяные шкафы были распахнуты, одежда вперемешку лежала на кровати. В жилой комнате на ковре высилась стопка книг, на столе стоял грязный стакан, который оставил следы на столешнице. Во время его первого визита тут было чисто.
– Идите сюда! – крикнул Ханнес из ванной.
Он указал внутрь аптечного шкафчика. Одна полочка была совсем пустой. На других виднелись лишь засохший лак для ногтей, пузырек лавандового масла, початая упаковка аспирина и коробочка с заколками.
– У нее же рак, не так ли? Она наверняка принимает кучу лекарств. Если их нет больше нигде в квартире, значит, она сбежала.
Сигнализация клацнула. Тихий щелчок реле был слышен даже через закрытую дверь прихожей. Контрольная лампочка на стене загорелась зеленым. С металлическим скрипом рукоятка двигала дверной запор, потом зашевелилась следующая рукоятка, потом третья. Ключ провернулся в дверном замке. Оливер вскочил, сунул руку в карман кофты и нащупал нож. Входная дверь распахнулась и снова закрылась, звякнул замок. В прихожей раздались шаги, стихли, затем приблизились. Дверь в жилую комнату резко открылась, зажегся свет.
Оливер выдохнул:
– Папа.
– А ты ждал кого-то еще?
– Я не знаю, там… там… Кто-то был в саду.
При свете лампы его слова ему самому показались совершенно нелепыми.
– Не поддавайся истерике. Это был всего лишь полицейский. – Отец прищурился: – А что ты делаешь здесь, в темноте?
– Наверху сплошной кавардак. Я хотел…
Он не мог признаться, что хотел убежать. Теперь, когда папа вернулся, смелость его покинула. Да и куда ему было податься?
– Я боялся.
Папа презрительно хмыкнул:
– Боялся. Это так похоже на тебя. Ты весь в свою мать. – Он поднял голову и насторожился. – Ты не закрыл окно? Холодно ведь.
– Наверху…
– Чего ты еще ждешь? Возьми себя в руки и отправляйся в свою комнату. Ты же не можешь ночевать здесь, на диване.
Оливер остался стоять, словно проситель.
«Последние две ночи я провел в вонючей арестантской камере, мои дела плохи. Я хочу, чтобы у меня был отец». Он не высказал этого вслух. Не поставил требований. Но это желание сидело так глубоко внутри него, что Оливер даже не задумывался над тем, что его можно высказать. На что он надеялся снова, и снова напрасно? Почему он ничему не научился?
– Я могу лежать здесь на диване столько, сколько захочу. Это ведь и мой диван тоже.
Отец подошел ближе. На его подбородке появилась щетина, от него разило по́том и лосьоном после бритья.
– Закрой глаза. Тогда ты увидишь, что тебе здесь принадлежит.
Вехтер положил Ханнесу руку на плечо.
– Мы объявим ее в розыск, – произнес он и достал из кармана пальто служебный телефон. Тот зазвонил у Вехтера в руке еще до того, как он успел набрать номер.
– Вехтер.
– Это Эгерсбергер.
Полицейский, который должен был проследить за правами Оливера. Вехтер включил громкую связь.
– В доме все спокойно, – сказал Эгерсбергер. – Его никто не открывал. Я обошел сад и закрыл калитку. Внутри было темно.
– Ничего не поделаешь. И все же спасибо, коллега, оставайтесь на месте.
– Эм… – в телефоне послышался шум, – я уже давно провожу инспекцию…
– А кто сказал, что вы должны оттуда уезжать?
– Ну… отец, – заикаясь, ответил Эгерсбергер. – Он приехал на такси и сказал, что я могу спокойно уезжать, пойти погреться, что все хорошо.
– И вам в голову не пришла мысль еще раз позвонить и перестраховаться?
– Но он так уверенно прошел мимо. И если он сейчас присматривает за сыном, то все в порядке, ведь…
– Нет, не в порядке! – заорал Вехтер в телефон.
