— Парню нет еще и двадцати, Купер. — сказал Джеко. — А ты с ним так обошелся.
— Б…дь, б…дь, б…дь, — повторил несколько раз Купер и заходил по комнате еще быстрее.
— Тебе нужно успокоиться, Купер. — произнес брат Майк.
Льюис остановился, снова повернулся к нему и закричал:
— Мне так жаль, мать твою! Я, мать твою, не хотел этого делать!
Он снова начал ходить. Офицер Уильямс следила за ним взглядом. Даже когда он подходил к ней совсем близко, она не отводила взгляд и лишь поморщилась, когда он снова назвал ее сукой, а потом опять стал описывать круги по комнате.
Джошу хотелось спасти ее от этого животного. Но когда он снова напрягся, пульсирующая боль пронзила ногу и отдалась в груди. Он чувствовал себя так, словно лежал рядом с камином и засунул ногу в огонь.
Когда боль утихла, он успокоился и попытался все обдумать. Он снова окажется в лазарете. Возможно, в своей прежней камере. В камере номер три. Кроули находился в двенадцатой камере. Затем он вспомнил, что Кроули умер. Где-то под ними Рой и Фентон обыскивали изолятор, где Кроули провел свои последние дни. Музыка ветра. Он посмотрел на офицера Уильямс. На мягкое очертание ее подбородка и носа. Твой друг стал музыкой ветра. Он вспомнил, как они сидели с ней в машине, и он чувствовал себя таким свободным, и какой бесполезной была та свобода. Вспомнил о последней команде Кроули, о его призыве копать.
— Сейчас она тебе поможет. — Льюис остановился так внезапно, что все поневоле уставились на него. — Да, она займется тобой.
— Не надо все усложнять, — возразил брат Майк.
Льюис опустил руку и, будто погружая в воду, схватил офицера Уильямс за волосы, откинул ее голову и заставил судорожно вздохнуть.
— Скажешь еще слово, только одно слово, и я нажму на спусковой крючок.
Он пристально смотрел на брата Майка, пока пожилой человек не подчинился и не замолчал, а затем он обратил свое внимание на нее.
— Сделай Джошу приятное, — сказал он ей. — Ему только двадцать, не так ли, Джеко? Ты помнишь, каково это? — Он засмеялся, затем снова стал серьезным. Нагнулся и прошептал ей прямо в ухо, так что она отпрянула в сторону от его дыхания.
— Сделай это, — сказал он.
— Делай сам, — ответила она.
Он схватил ее за волосы и толкнул к Джошу.
— Живо! — рявкнул Льюис.
Она не пошевелилась, словно надеялась, что он отступит.
— Если ты этого не сделаешь, я нажму на спусковой крючок. Пять, четыре… — Он прижал дуло винтовки к ее затылку.
Что-то в ней переменилось. Суровое выражение лица исчезло, она заплакала и на четвереньках поползла к Джошу. Льюис подтолкнул ее ногой в зад, заставляя ползти быстрее.
Никто не сказал ни слова. Все молча наблюдали, боясь за собственную жизнь и в то же время испытывая омерзение. Они ничего не могли сделать перед лицом безумия.
Когда она подползла к лежащему Джошу, потрясенная и смущенная, Льюис произнес: «Три», и она снова зашевелилась, стала дрожащими руками расстегивать его штаны и стаскивать с бедер.
— Видите? — улыбнулся Льюис. — Вы знаете, что ему только двадцать. Смотрите, у него уже стоит. Еще чуть-чуть, и он кончит. Сделай это! Два, один…
Джош не мог бороться с эрекцией. Он хотел сказать ей об этом. Он не в силах был остановиться. Внезапно Джош подумал о Стефани, о своих рисунках, на которых она изображена, о том вечере, когда он приехал в ее дом с пистолетом отца и потребовал, чтобы они снова начали встречаться, чтобы она опять целовала его и занималась с ним любовью. Это было его наказанием: он заново переживал тот момент, и у него случилась эрекция, несмотря на стыд, раненую ногу и на то, что все, включая брата Майка, смотрят на него. К голове офицера Уильямс была приставлена винтовка, она плакала, прикасаясь к нему.
Неожиданно неловкие движения прекратились, она опустила руки.
— Я не могу, — прошептала она.
Джош закрыл глаза. Он не хотел видеть, как ее жизнь закончится в брызгах крови и мозгов.
— Что вы здесь, черт побери, делаете? — Рой стоял на верху лестницы и спокойно смотрел на Льюиса.
Никто не набрался мужества ответить.
— Ах ты, ублюдок! — воскликнул Рой. — Что, когда ты был маленьким, кто-то трахал твою мамочку и заставлял тебя, сопливого мальчишку, смотреть на это?
Льюис направил оружие на Роя.
— Она ему подрочит. Она ему отсосет. Или я заставлю ее поцеловать ружье!
— Ну конечно. — Рой стоял и ждал, словно бросая вызов Льюису.
— Рой, вы нашли чего-нибудь? — спросил Джеко. — Мы можем уйти отсюда?
Джош хотел, чтобы он ответил «да», но Рой лишь покачал головой.
— Там действительно сказано, что нужно копать. И думаю, мы должны копать глубже. Фентон зол как черт, я никогда еще не видел его таким.
Джош знал, что нужно делать. Чувствуя злость и смущение, он попытался натянуть штаны и неожиданно заговорил, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание.
— Я знаю, где он. Рой, — обернулся к нему Джош, — убери от нас Льюиса. Скажи Фентону, чтобы он отпустил ее, и я скажу вам, где Хаммонд.
Джош не знал, поняли они то, что он пытался им сказать, или нет. Рой молча уставился на него.
— Ты знаешь, где Хаммонд? — спросил Рой. В его тоне не было ни насмешки, ни недоверия.
— Он здесь, — отозвался Джош. — В Дитмарше. Я только что понял, что нам пытался сказать Кроули. Но вы не найдете его, пока я не подскажу.
— И где же он? — снова спросил Рой.
— Скажу, если отпустите ее.
Рой откинул голову и рассмеялся.
— В Дитмарше!
Он крикнул Фентону, чтобы тот поднимался.
— Они убьют его, — вздохнул брат Майк. — Он же беспомощен.
— А что вы хотите от меня? — спросил Джош.
Брат Майк не ответил.
46
У Фентона был такой вид, словно он добывал уголь: его руки и лицо были черными, а глаза выпученными. Джош отказался говорить им то, что они хотели узнать, пока меня не отпустят, и Фентон пообещал запереть меня внизу и предоставить там относительную свободу. Джош согласился, и меня сбросили в темноту.
Было больно. Я лежала у подножия темной лестницы и не видела ничего, кроме полоски света наверху в том месте, где скорее всего находилась дверь. Меня окружала кромешная тьма, и я не была уверена, что все еще в сознании. Попыталась сдвинуться с места и поморщилась от боли. Плакат по набору призывников гласил, что боль — это слабость, которая покидает твое тело, но я знала, что боль, подобно силе тяжести, привязывает тебя к настоящему. Мне нужно было убраться из коридора, где меня могли увидеть, поэтому я заползла в первую же узкую камеру и села, прислонившись к стене.
