Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
На этой почве и завязался ночной разговор между матерью и дочерью.
Впотьмах растолкав дочь, Джин затревожилась, заговорила вполголоса, шепча, дабы не разбудить чмокающего во сне Бобби:
— Клер, проснись… — и едва заблестели и заморгали раскрытые глаза Клер, продолжила: — За тобой и братом скоро придут…
Дочка затерла щечки, перекинула через плечо недосушенные после душа волосы, ошарашенно заводила глазами, белая, кукольная.
— Ты уверена, мам?.. Откуда ты знаешь?.. — наморщила брови, ткнула поджидающий взгляд в дверь, обитую германским флагом, как-то вся собралась в себя, забито сглотнула и — на мать, тараторя: — Мамочка, не отдавай нас… спаси… мамуль…
Джин исцеловала Клер лицо, прижала к груди, обронила слезу, всхлипнула, отвечая:
— Я рядом, принцесса, мама всегда рядом… — Обе неслышно заплакали, дрогнули телами, глядели на чужое, укрытое темнотой жилище через спины друг друга, боялись разрывать объятия. Вокруг них, в холодных, недружелюбных стенах — миллионы огненных глаз. Они смотрели осуждающе, ненавидяще, изгоняли отсюда, гнали прочь. А воздух, каким против воли приходилось дышать, представлялся отравляющим, насыщенным злобой, тиранией. И досказала на ушко: — Что бы ни случилось — я буду рядом, только верь своей маме. Она никогда тебя не обманывала… — Потом в мыслях: «Если кто-нибудь из них приблизится к детям — выцарапаю глаза. И все равно, что будет со мной…» — но, остынув головой, думала уже совсем другое: «Нет, что я говорю?.. Как же я детей под удар подставлю? А может, когда кто-то один зайдет, — оглушить и сбежать? Но далеко мы уйдем? Чушь это все. Какая же чушь… Выходов нет…»
Дочка, отыскав в словах матери что-то свое, утешающее, понятное одной только ей, перестала вздрагивать дыханием, притихла, зарывшись носиком в мамкином плече.
— Мам, ты прости меня за все… — вдруг пошли из-под мышки Джин откровения, — я часто тебя не слушалась, делала все наперекор, грубила… — на этом стихла. Та, утаив внутреннюю улыбку, выслушивала трогательную исповедь, не осмеливалась заговорить. А Клер продолжила: — Ты не заслужила такого отношения… Ты — самая лучшая мама на свете! Мне так стыдно за прошлое… Я осуждала тебя, причиняла боль, вечно капризничала, считала, что отцу с тобой просто скучно, он устал от ссор, оттого всегда и уходил из дома… — Передохнула, отдышалась. — А ты просто за него боялась, как за всех нас… прости… я такая глупая…
— Мы все были детьми, Клер, ангелочек мой, — вымолвила Джин, когда дочь окончила выговариваться. Голос наполнился жизненной мудростью, воспоминаниями, молодостью, теплыми нотками, будто они вдвоем сидели не в заточении главаря самой грозной фракции Истлевших Земель, а в своем прежнем доме, за кухонным столом, еще не знающим жестокости огненной стихии. — Моя мама — твоя бабушка, к сожалению не дожившая до твоего рождения, — все детство ругала меня за острый язык. Я вымотала ей все нервы: доводила до скандала, истерик, регулярно стравливала, как кошку с собакой, с отцом, ушедшим за месяц до моего совершеннолетия. Да, представь себе, я была страшная подстрекательница и хулиганка! — усмехнулась, взлохматила волосики Клер, защекотала. Дочка негромко хохотнула, закрылась ладошкой. — Представляешь, родители не знали, что со мной делать! Меня запирали в комнате, лишали карманных денег, сладостей, не дарили подарков на праздники, даже один раз отвесили пощечину — но я так и не менялась. А потом, когда папы не стало, как-то… — сделала грустный вздох, полный позабытой печали, — резко повзрослела, что ли, взялась за голову, ударилась в учебу, параллельно пошла работать. Там уже с папкой твоим познакомились, начали встречаться, и от старой сорвиголовы не осталось ничего. Как видишь, все в детстве одинаковые. Все проходит. И у тебя детки такими же будут, и у Бобби…
Клер задумалась на секунду и спросила, ощупывая интонацией, опасаясь ранить или задеть не тем словом:
— А какие они были — мои бабушка с дедушкой? Ты мне о них ничего не говорила…
Джин удержала паузу.
— Хорошими и достойными людьми. Любящими и верными друг другу до самой смерти супругами… — коротко ответила она, помрачнела лицом. И, желая что-то еще рассказать, добавила обобщающе, с напутствием, дальновидно: — Всегда помни, люби и чти своих предков, Клер, без этого нельзя человеку существовать. Обязательно, пока живем, надо о них помнить…
Дочка примолкла, размышляя, и — вновь с вопросом:
— А по папе? Какие?..
— Сама спросишь у него, когда выберемся! — ловко отпарировала Джин, поцеловала.
Смолкли. Бобби, пребывая в царстве сновидений, ворочался, безмятежно ухал, бормотал.
— Мам, а мир раньше… Он ведь другой был, да? А какой?.. — спустя короткий отрезок времени заинтересовалась Клер. К ослабшему горлышку возвратилась твердость, глаза расцвели, впервые за несколько дней стряхнули наледь, тень кошмара.
Джин закивала, прижмурилась, сдула в голове пыль с древности:
— Оживленный, изменчивый, стремительный и такой же опасный, как и наш. В городах жило много людей, по дорогам катились машины, в небе, выше птиц, летали самолеты, а по морям и океанам — рассекали корабли. Человек имел больше, чем нужно, но ничего не ценил. И не боялся ни зверей, ни дождя…
Входная дверь вдруг с кряком открылась, вбросила музыку снаружи. Общение Джин и Клер прекратилось. Малыш Бобби проснулся, расплакался. Порог переступил Дако, зажигая освещение, и дьявол — осанистый человек в темной дырявой рясе, подпоясанной бечевкой. Голову укрывал большой капюшон, лицо пряталось за белой маской мима, а за ней — глаза: немигающие, совиные, в желтизне.
«Это он… — влетела в мозг Джин первая мысль, — за детьми моими пришел…»
Дако указал на детей с матерью и представил молчащему гостю:
— Вот, как и говорил тебе: здоровые, невредимые и послушные детишки — в общем, любуйся! — затем показал на Джин и, щурясь, подчеркнул: — Но на эту даже не смотри — она моя собственность.
Тот кивнул, в немоте разглядывая ребятишек.
Джин обхватила Клер и Бобби, в ярости, содрогаясь, заревела медведицей:
— Только притронься!!.. Только попробуй!.. Я не отдам их!.. Не отдам! — и захватала ртом воздух, уронила в безнадежности голову на Клер. Дочь крепилась, пробовала говорить какие-то взывания матери, но она была глуха, слепа и нема душой.
Дако по-немецки, сходя на матерщину, велел семье замолкнуть, сказал:
— Пока расслабься — мы еще ни о чем не договорились. Плакать будешь позже. — Он пригласил таинственного спутника к себе в кабинет и закончил, пригрозив: — Хоть один кто пикнет — достанется всем.
Свет в гостиной выключился, кабинет закрылся, повернулся в замке ключ.
Мать, ожив, — к дочке с вылезшими из орбит глазами, нашептывая:
— Клер, сидите с братом тихо! Я сейчас…
Как одержимая подползла к двери, подслушивая разговор:
— …чертежи, говоришь, секретные? Электроника кое-какая целая? В обмен на них? Ну, неплохо, конечно, неплохо. А что еще можешь предложить? Давай-давай, Молох, не скупись — не на фантики ведь меняемся с тобой! Я-то знаю про твои сектантские закрома…
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
