Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Напарник долго не говорил, слезился глазами, словно любовался. Наконец сказал сиплым горячим голосищем, слегка разбивая предложения:
— Курт… Друг! Ты… пришел ко мне. Прости, что я… слегка не в форме… — вдруг ухарски вскочил, весь захрустел суставами, — уж думал, не дождусь! Как же я рад тебя видеть…
И — ко мне, раскорячив медвежеватые лапы. Обнялись, повисли друг у друга на шеях, нахлопывали спины.
— Не надейся — легко от меня не отстанешь! — посмеялся я, хотя у самого внутри — пепелище и бурелом. — Как ты тут?.. Вроде же хотел уходить… — заглядывая в лицо — отчитал: — И пьянствовать, смотрю, начал по-черному… за старое взялся?..
Дин насупился, большими шагами, заплетаясь в ногах, отдалился к окну, тяжело навалился на подоконник локтями. Плечи заходили горами, хребет по-конски прогнулся. Оттуда крикнул нетрезвым тенором, возмущенно:
— Никуда я не собирался пока отчаливать! Живу вот, как видишь, здесь. А ты, стало быть, за печень мою пришел бороться? Нотации выговаривать? Хватит, Курт… мне решать: пить или не пить, скопытиться тут или нет… — неожиданно развернулся. Лицо осатанело, раскраснелось. Блеск костра коробил его, гримировал, заливал глаза дегтем. И забасил в бороду: — Если осуждать меня пришел — можешь уходить: не собираюсь ничего…
— Джин с детьми похитили, Дин… наш дом сожгли… — осек я, изнеможенно привалился плечом к стене, изгорбил шею, углами глаз посмотрел на костер — тотчас всплыл в голове образ пожара, звон бьющихся бутылок с зажигательной начинкой, детский плач. Не стерпев — завыл, опустился на пол, жалкий, немощный. — Ничего нет, Дин… все отнято, порушено…
По комнате пошли грозовые шаги, потом — грохот стекла, еще один, удары по стене, крепкая брань, звероподобный крик. На секунду поселилась тишина, залился песней сквозняк. Безумным накатом работала глотка Дина, выбрасывала знойный воздух через рот. И вскоре голос, стихший, разумный, расставшийся с хмелем:
— Кто это сделал, Курт? Ты знаешь?.. Ты знаешь, спрашиваю?..
— Гремлин со свитой… — уронил я, закрыл глаза, — Дако заслал за деньгами…
— Но он их не нашел и забрал с собой твоих, — закончил за меня Дин, вновь хлопнули бутылочный звон, ругательства. — А все ведь налаживалось…
Я повернулся. Борода и плащ напарника в осколках, взгляд одурелый, бешеный, позади — дышит ветром пробитое окно. Потом произнес:
— Помоги мне их спасти, друг. Пожалуйста… — и дальше: — Не откажи…
Дин сходил к рюкзаку, вытащил воду, яростно напился, умылся, отходя от многодневной попойки. Далее безмолвно подошел ко мне, поставил на ноги. Искрясь подобревшими неистовыми глазами — взял мою руку, твердо сжал, положил вторую себе на сердце и заговорил задушевно, клятвенно:
— Все, что в моих силах, — все сделаю. Клянусь тебе! Жизнью клянусь!.. Вы же мне как родные! Ближе вас нет никого! Убивать за вас буду, в огне гореть…
— Спасибо тебе… — с признательностью выговорил я, проглотил собравшиеся слюни, — у меня мало воды, патроны почти на нуле — из Нелема вернулся только что…
Тот опешил, зрачки растеклись по всем глазам, белки зажелтели.
— Ты голову потерял, в курсе?.. Слава богу, что живой! — замотал головой, хитро подмигнул: — А насчет боеприпасов не переживай… — покивал на выход: — Пошли-ка, кое-что покажу тебе.
Спустились в подвал.
Напарник открыл черную железную дверь с сорванным замком, освобождая духоту, пропустил первым. Я встал в сторонке, огляделся: темнотища, под потолком трещали водопроводные трубы, на губы хлопьями садилась сухая пыль. Сверкнул фонарик Дина. Луч упал на два деревянных армейских ящика защитного цвета.
— Гляди, — и, пройдя, по очереди распахнул.
Перед моими глазами лежал подлинный Клондайк: в одном — две чистенькие трубы РПГ-7, оснащенные оптическими прицелами, с дополнительными выстрелами, во втором — четыре штурмовые винтовки, запасные магазины, комплект наступательных противопехотных гранат. С таким арсеналом да при большом желании — и Грим захватить — плюнуть и растереть.
— Ты — волшебник, Дин! Я тебе говорил? Откуда?! — обескураженно выдал я, раззявив рот.
Дин засмеялся, в смущении зачесал макушку, ответил:
— А сам не знаю. Вот такая вот наука. На днях буквально обнаружил. Решил от нечего делать разведать другие этажи — и вот, такие пироги, — поднял незаряженный гранатомет, закинул на плечо, прицелился. — Наверняка тут военные в свое время схрон организовали, а потом, может, ушли да и забыли про него. Бог его теперь поймет. Я, грешным делом, подумывал один из ящичков загнать торгашу бродячему — на опохмел души, так скажем, да рука не поднялась. Подумал, пригодится… — повел плечами, обронил, как камень кинул: — Пригодилось… — и спросил: — Курт, ну с оружием-то, слава богу, разобрались, но как действовать дальше? Я — не тактик, не стратег, стреляю — да, неплохо, всякое оружие в свое времечко в руках успел подержать. Охотник ведь все-таки, а не хрен какой-нибудь собачий. Но капитан у нас ты, тебе и штурвал держать, и думать, и план разрабатывать.
Я кулаком потеребил мохнатую щеку, зубом куснул губу.
— Закручивание гаек начнем с Гремлина. — Потом закончил: — А дальше разберемся…
— А где ж нам его искать-то, Курт? Он, наверно, собака, в «Вавилоне» безвылазно сидит под присмотром Дако, семью твою мучает, падаль…
— Нет, торговцы как-то проговорились, что он каждый божий вечер до глубокой ночи просиживает в своем любимом баре к западу от Грима. Охрану, разумеется, берет, все дела. Вот и заглянем…
Дину идея понравилась, глаза сверкнули льдом.
— Годится, — погладил затылок, прикидывая. И — с вопросом: — Выдвигаемся-то когда?..
— На сборы десять минут, — по-командирски объявил я, потом ему, с товарищеской поддевкой: — И сбрей уже этот ужас, на бывалого моряка рыболовецкой шхуны похож…
* * *
Четвертый день пошел, как Джин и детки заточились в неволе. Никаких мечтаний о свободе, ни малейшей мысли о спасении, побеге — атрофировались в уме матери всякие смелые порывы, пламенные рвения, отмучился и умер, будто огарок, дух борьбы, что приходил на выручку в самые непроглядные, траурные будни. Мерк в душе и свет последней звезды — упование на защитника и добытчика семьи Курта. Сама еще верила в его скорое появление, неослабно убеждала в том запуганных Бобби и Клер, но сердцем, интуицией начинала остывать: мужа, наверное, не дождаться, никогда не поцеловать в родные губы, не заглянуть в вечно грустно-задумчивые седые глаза — время забирает эту награду, безо всякой жалости рвет пополам две судьбы. Близится разлука длиною в вечность, и никак нельзя этому помешать. Лишь страх за будущее ребятишек всегда держал в напряжении, в готовности к пугающему финалу, дышал в лицо севером и обреченностью.
Пятничная работа в многолюдном баре Джин вспоминалась пахотой, каторгой, рабским трудом. С раннего утра до поздней ночи, она, голодная, не поднимая головы, без отдыха и перерывов, словно чернорабочий, корячилась с тряпкой и ведром воды в зубах, намывала и начищала уделанное пивом, рвотой и слюнями заведение, терпела унижения от владельца и посетителей. И обещанная Дако «королевская» плата в конце — две банки мясных консервов, полбутылки воды и пятиминутный душ на всю семью. Заработанное питание она отдала детишкам, себе оставила объедки. Спала в апартаментах хозяина Грима у входа, на тряпье, как собака, — пренебрегла выделенным кожаным диваном, уложила на нем сынишку и дочку. Суббота прошла спокойнее, рядом с Клер и Бобби, в измаранном кабинете Дако. Тот до вечера пропадал в шумном «Вавилоне», стараниями своей служанки в целом был доволен и, отблагодарив едой и питьем, ссылаясь на неотложные дела, тотчас куда-то убежал. Тогда-то и забил в груди Джин тревожный звоночек, недоброе предчувствие — к нему наверняка пожаловал возможный покупатель, чтобы навсегда оторвать от нее детей…
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
