Потом выяснилось, что татары не поверили ни одному слову из клятвы светлейшего хана.
Большая часть из них сочла его выступление обыкновенной провокацией, направленной на то, чтобы хитрым способом выявить противников и затем предать их казни. Русские, ожидавшие конца собрания за закрытыми дверями, все объяснили мусульманам. Эпоха династии Гиреев действительно подошла к концу. Благословенную в веках греческую Тавриду, которую завоеватели из Золотой Орды почему-то назвали «Крым», ждала абсолютно другая, новая жизнь под скипетром российских самодержцев.
Глава четырнадцатая
Город семи глубоких бухт
Майским погожим утром Аржанова вышла к морю. Здесь белая, сизо-серая, желтая, коричневая галька разноцветным ковром устилала берег. В это время гладь залива у селения Инкерман казалась волшебным зеркалом. В нем отряжались скользящие лучи солнца, голубое высокое небо, горы с пологими склонами, рыбачьи домики, карабкающиеся по ним вверх. Вода как будто ластилась к суше, вздыхала и набежавшей волной с легким всплеском перебирала камешки.
Анастасия подняла один из таких плоских кругляшков, наклонилась и запустила его в море по касательной. Он сначала подпрыгнул раз и два, рикошетом оттолкнувшись от водной толщи, но потом все-таки исчез в ней. Вечно голодные чайки, приняв его за живое существо, нырнули следом, но ничего не нашли, поднялись наверх и принялись возмущенно вскрякивать и хлопать крыльями.
Позавчера разведывательно-диверсионая группа Флоры прибыла сюда из Карасу-Базара. Пищу и кров, как обычно, предоставил русским монастырь Святого Климента. Отец Гермоген, его настоятель, сердечно приветствовал давнюю свою знакомую госпожу Аржанову, которая всегда делала щедрые взносы на обновление храмов и имела обыкновение долго молиться в древней церкви, вырубленной в скале.
За монастырской вечерней трапезой, состоявшей из каши, киселя и хлеба, священник так расчувствовался, что говорил почти не умолкая. Анастасия его не перебивала, хотя историю монастыря знала уже наизусть. По преданию, первую церковь здесь вырубил в скале римский епископ Климент, сосланный в Тавриду императором Трояном за проповедь христианства. Сама по себе обитель возникла гораздо позже, где-то в VIII — XI веках, и поначалу благоденствовала под покровительством князей государства Феодоро.
В 1434 году ее разграбили генуэзцы. В 1475 году турки, явившись на полуостров, обложили монастырь большим налогом, но разрушать не стали. В 1774 году османы, выполняя условия мирного договора с Россией, убрались прочь. Монахи обрадовались их уходу, но ненадолго. В 1778 году множество крымских христиан переселилось в Россию. Монастырские церкви лишились пряхожан, казна — регулярных поступлений, община — ее главы игумена Феофилакта и более половины иноков и послушников, вместе с игуменом отправившихся на берега Азовского моря. Монастырь начал приходить в упадок.
Но Господь Бог не оставил его своим попечением. В ноябре прошлого года сюда пришли два русских фрегата и остались на зимовку. Офицеры и матросы прилежно посещали церкви в Инкермане. Они говорили отцу Гермогену о том, что бухты — очень удобные, и потому вскоре сюда придут другие корабли военно-морского флота великой царицы. Для их постоянного базирования недалеко от Инкермана ближе к руинам древнего Херсонеса будет заложен новый город под названием Севастополь, или в переводе с греческого — «достойный поклонения»
О названии города Аржановой пока ничего не было известно. Новость насчет прибытия кораблей она подтвердила, правда, не особенно вдаваясь в подробности. Еще она сообщила священнику об отречении от престола светлейшего хана Шахин-Гирея и сказала, что в Санкт-Петербурге появился Манифест Ее Величества о присоединении полуострова Крым, острова Тамань и реки Кубань к России.
— Следовательно, власть переменилась? — спросил отец Гермоген.
— Именно так.
— Ну, с Русью мы поладим.
— Не сомневаюсь в этом, — она улыбнулась священнослужителю. — Только не забудьте внести исправление в документы. Теперь монастырь находится не в Крымском ханстве, а в Таврической губернии Российской империи…
Собственно говоря, в последних словах и заключался итог ее работы здесь в течение двенадцати месяцев. Это была победа. Ради нее Аржанова рисковала жизнью, переносила лишения, воевала с турками и дружила с татарами, бороздила морские просторы на корабле «Хотин» вместе с капитаном бригадирского ранга Козляниновым.
Она могла радоваться.
Новый повод для ликования доставило ей письмо из Санкт-Петербурга, врученное Сергеем Лашкаревым. Государыня не забывала о своих верных слугах и в воздаяние подвигов и трудов Флоры пожаловала ей тысячу десятин на территории новой губернии. Этот земельный надел Анастасии разрешали выбрать по своему усмотрению в приморских районах полуострова, ранее принадлежавших османам, затем заявить о своем выборе и получить на него царскую дарственную грамоту, оформленную надлежащим образом в канцелярии таврического губернатора, каковую предполагалось разместить в Ак-Мечети. Такой же награды, но меньшего размера — семьсот десятин — удостаивался и князь Мещерский. Унтер-офицеров и рядовых Новотроицкого кирасирского полка императрица поощрила денежными премиями в триста и двести рублей соответственно.
Кроме письма из Северной Пальмиры, ей привезли и послание из Кременчуга — от светлейшего князи Потемкина. Он писал о скорой встрече. В июне сего года светлейший намеревался приехать в Карасу-Базар и лично привести татарских беев, мурз и имамов к присяге на верность Екатерине Второй. Дабы событие навсегда запечатлелось в памяти мусульман, Григорий Александрович выбрал для высокоторжественной церемонии место совершенно уникальное — отвесную, похожую на огромную башню, Белую скалу, или по-татарски «Ак-кая».
Она грозно и величественно возвышалась посреди степи, достигала 334 метров над уровнем моря, находилась в долине реки Биюк-карасу, в пяти километрах к северо-востоку от города Карасу-Базара. Крутые ее известняковые выступы, причудливо изъеденные эрозией, имели много ниш, гротов, ложбин, осыпей. Потому контроль над местностью Потемкин хотел доверить разведывательно-диверсионной группе Флоры.
После красот природы, пышно описанных светлейшим, сообщение командора показалось Аржановой слишком лаконичным: «Милостивая государыня Анастасия Петровна! Сим извещаю, что эскадра в конце апреля отплывет из Керчи, а прибудет в Ахтиар, вероятно, в первых числах мая. Я — на «Хотине», матушка Агриппина Ферапонтовна — тоже. Не чаю, когда увидимся, краса моя. Покорный Ваш слуга Тимофей Козлянинов».
Примерно полдня курская дворянка размышляла над тем, что ей теперь делать.
Жили они тогда в небольшой усадьбе на самой окраине Карасу-Базара. Весна выдалась ранняя. Крымская степь уже дышала горячим, пыльным, терпким от запаха полыни воздухом на глинобитные стены дома. Аржанова, улегшись на диванчик «сет», закрывала глаза и видела совсем другую картину. Флагманский корабль, неся все паруса, вспенивал форштевнем воду. Доблестный его капитан сжимал в руке подзорную трубу и указывал на линию горизонта, где понемногу собирались штормовые облака. В снастях завывал ветер, соленые брызги летели на палубу. Сверкающий мир великой морской стихии, свежий и прозрачный, напоминал сказку, которая может уйти и больше не повториться.
