Но дело, как всегда, к сожалению, в том, что мы только сражаемся, а судьбу нашего сражения в иных местах решает даже не Всевышний, а просто непонятно кто! Когда мои бегущие когорты были уже в какой-то сотне шагов от неприятеля, ярл Любослав вдруг выхватил свой меч и с криком «Хрт! Я твой!» вонзил его себе в живот и захрипел, заныл, и…
Это было страшно! Ибо внезапно и с ужасным грохотом все наши корабли – все, до единого! – вдруг запылали ярким и высоким пламенем. В рядах противника раздались радостные вопли. А мой бегущий легион, словно споткнулся! И начал как-то боком, очень неуклюже, ломая строй, останавливаться.
А в это время варвары Гурволода…
А первый легион…
А… Да! Но всё же будем излагать всё по порядку. Без эмоций. Итак, атака второго легиона сама по себе захлебнулась. А первый легион, до той поры сражавшийся с достаточным успехом, тоже дрогнул и стал отходить. А варвары Гурволода, поворотив мечи, ударили в мой правый фланг, который был и без того сильно расстроен.
А наши корабли тем временем горели как солома! Караульная команда попыталась было погасить пожар, но вскоре разбежалась в полном беспорядке.
А варвары шаг за шагом оттесняли нас вниз по холму. Еще немного, подумал я, и они сбросят нас в реку. А еще я подумал, что предусмотрительный абва сбежал довольно-таки вовремя. Что ж, каждому свое! Склонившись над телом уже бездыханного ярла, я вытащил у него из раны меч, стер с лезвия кровь, и даже попытался было разобрать начертанную там диковинную, замысловатую надпись…
Но, вовремя спохватившись, подумал, что разве дело в надписях? И вообще, разве дело в словах? И отшвырнув длинный варварский меч и обнажив свой – короткий, тусклый, весь в зазубринах, – я ровным и неспешным шагом вышел и встал перед строем своей последней, резервной когорты.
– Соратники! – сказал я им. – Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас решил, что дело уже кончено. Просто оно, как вы сами это прекрасно видите, сегодня выдалось весьма серьезное, а, значит, и весьма почетное. А коли так, то в таком деле не стыдно побывать и мне, архистратигу. И вам вместе со мной. Барра!
– Барра! Барра! – вскричала когорта.
И я повел их на врага. И битва была славная! Я трижды менял меч. Рубить не мог, только колол – вот до чего мы там тогда тесно сошлись. И довольно скоро пошли дальше – и это все время вверх, вверх и вверх по склону!
– Строй! – кричал я. – Строй! Не выбегать!
Ибо зачем мне храбрецы? Мне нужен строй, строй переломит все и вся – и храбрецов, и подлецов, и варваров, и абву, и всех остальных, кто только посмеет встать у него на пути. А тогда перед ним были одни только жалкие варвары! И это разве воины? Они храбры, пока их верх, их натиск короток, они нетерпеливы и глупы. Так бей глупцов! И мы их били! И еще раз били! И еще! И первым дрогнул, а потом и побежал Гурволод. Я запретил его преследовать, а взял в тиски оставшихся, ярлградских, и начал теснить их к воротам. И там в воротах, мы их положили столько, что не перечесть!
Но, правда, и своих мы там тоже положили достаточно много.
Зато положили не зря – потому что мы туда все-таки вошли! Уже стемнело, а я этого даже не заметил. Вот до чего тогда ярко пылал Ярлград! И мне подумалось: ну вот, мы это сделали, а дальше что? Вот сейчас город догорит дотла, как еще раньше догорели корабли. А как мы теперь без кораблей?
И вот тут-то я вдруг почему-то с полной уверенностью подумал, что корабли нам уже не нужны, потому что нам отсюда обратно все равно уже не вернуться!
2
Хрт не любил стрелять из лука. А Подкидыш, наоборот, очень любил. Хрт и сражался, и охотился только с мечом. Меч, так он говорил, достойное оружие, меч это сила, а стрела это коварство. Подкидыш возражал: меч, говорил он, слишком короток и неповоротлив, а стрела длинная, быстрая и неотразимая. И еще, он говорил, стрела, когда летит, поет, а меч, когда рубит, умеет только хрипеть. Тогда зачем, спрашивал Хрт и смеялся, ты убиваешь птиц, они же тоже поют. Поют, да не о том, так отвечал на это Подкидыш. Он ненавидел птиц! И бил их, бил. Хвакир мог разорвать, сожрать подстреленную птицу, и Подкидыш никогда его за это не ругал, потому что он не подбирал сбитых птиц, как будто это не его добыча, а он их просто убивал, и все. Зачем это было ему нужно? Все удивлялись. И еще при этом любили поговорить о том, откуда он взялся. Макья сказала, что нашла его в лесу – и пожалела, накормила грудью, а после принесла его домой и положила в колыбель. А Хрт, когда вернулся с охоты, сильно на это разгневался. Он говорил: это недобрый знак, ведь же еще неизвестно, кто им его подбросил. Поэтому а вдруг он дан им на погибель, сказал тогда Хрт. Но Макья пристыдила его, и он замолчал. Потом, уже на третий день, он признал Подкидыша, взял его на руки. Потом учил его ходить, владеть мечом, читать следы. Потом однажды – так, для баловства – дал ему лук…
И началось! Подкидыш до того метко стрелял, что просто удивление. Он бил влет, бил навскидку, бил среди ветвей. Он даже ночью, в полной темноте, мог сбить птицу по голосу. Хрт на это очень гневался и говорил, что это очень нехорошо, что дичь надо убивать только ради добычи. А ради забавы можно убивать только врагов. Подкидыш ничего на это не отвечал, а только пожимал плечами.
А в остальном он был послушным и примерным сыном. Когда родные сыновья переженились и ушли жить отдельно, Подкидыш оставался с Хрт и Макьей. Хрт тогда был уже до того слаб, что при ходьбе опирался на меч. А Макья ничего уже не видела, она совсем ослепла. Подкидыш помогал ей по хозяйству. А когда к ним явился Чурык и грозил их убить, то Подкидыш заманил его в ловушку и утопил в хмельной сурье. Теперь, конечно же, нам легко рассуждать, говоря, что это был нечестный бой, что даже с самым заклятым врагом нужно вести себя достойно…
А руммалийский младший ярл Нечиппа ни о чем подобном думать не желал! Он просто пришел в мою страну, сжег Ровск и взял заложников. Но и это не всё, а еще вот что: Гурволод поклонился ему и встал при его стремени, и они вместе пошли на Ярлград. И Верослав вышел из города, и бился с ними, вел себя по-ярльски, Гурволод устыдился своего предательства – и повернул мечи, и они оба били руммалийцев, и брали их корабли на копье! И что их этого? Да ничего! Потому что руммалийский младший ярл на это сделал вот что: подло казнил заложников и жег моих людей диким огнем, этот огонь никак не погасить, он даже на воде горит – и мои люди побежали! Хрт их не поддержал, Нечиппа вошел в город – и всё, что пожелал, там сжег, а всех, кого хотел, казнил, кого хотел, ограбил, потом явился к капищу и поклонился Хрт – и Хрт принял его, позволил ему сесть за стол и есть и пить, и греться у Бессмертного Огня! И сам Белун прислуживал ему – вот что было тогда! Вот что рассказал мне хозяин харчевни в Йонсвике! Вот что я тогда должен был выслушать! И я всё это выслушал, встал, расплатился и вышел. И тут сразу Лайм…
Но только что нам теперь Лайм! И даже что нам Нечиппа! Вначале я всё-таки должен рассказать вам о Подкидыше. Так вот, об этом у нас обычно рассказывают вот что: родные сыновья переженились и ушли жить сами по себе, отдельно, а Подкидыш остался при Хрт. Хрт умер, и Подкидыш его сжег. Потом сжег Макью. Так наши Прародители ушли на Небо. Ушли, но и остались здесь. Мы – то есть те, кто тогда жил, когда они ушли – мы возвели им капище. Мы также приходили в Хижину, мы поклонялись им, и мы грелись у Бессмертного Огня. Мы также чтили и Подкидыша, потому что это ведь сама Макья вскормила его своим молоком, и это сам Хрт научил его владеть мечом. А Подкидыш, когда он остался один, без Хрт и Макьи, совсем одичал. Он больше в Хижине не жил, а теперь спал, где попало, накрывался, чем придется, а есть совсем почти ничего не ел, и также почти ничего не пил. Бродил, как неприкаянный, носил лук на плече. Увидит птицу – выстрелит, собьет. Хвакира рядом с ним тогда уже не было – Хвакир ведь еще раньше, в день смерти Хрт, как лег, так сразу же окаменел, и так и по сей день лежит. Да, это так! Он по сей день лежит, не стронется. Так вот, Хвакир тогда уже был каменный, и поэтому никто уже не подбирал сбитых Подкидышем птиц, не рвал их и не сжирал. А Подкидыш все равно стрелял. И стали говорить: Подкидыш обезумел! Вы только посмотрите на него – какие у него дикие глаза! А во что он одет! А как он ходит! А что он говорит!..
