Прошло еще несколько минут непрерывного грохота, и Крапивин увидел, как перед тыном возникают из порохового дыма несколько всадников. Двое из них осадили коней, не решившись с ходу брать препятствие, но остальные перемахнули укрепление и ринулись рубить артиллеристов. Произошло то, о чем предупреждал Басов. Остатки сильно потрепанной огнем, но не уничтоженной до конца кавалерии доскакали до укрепленных позиций и вступили в рукопашный бой. С яростным криком Крапивин бросился в бой. Теперь его полк могли спасти только полки Федора и Басова.
Выстрелы стали реже и постепенно прекратились, все окружающее пространство наполнили звон сабель, храп коней и отчаянные людские крики… Однако поляков за линию обороны прошло чрезвычайно мало. Через десять минут все смельчаки из Речи Посполитой были перебиты, а стрельцы вновь придвинулись к тыну. Когда дым рассеялся, Крапивин увидел, что скудные уцелевшие остатки кавалерийской лавы сжимают с двух сторон стрельцы Федора и шведские кавалеристы Басова. О том, чтобы вести огонь по ведущим рукопашный бой частям, не могло быть и речи. Выскочив вперед, Крапивин закричал:
— Вперед, братцы! Не посрамим землю русскую!
Уже через несколько минут они врубились в смешавшиеся ряды польской конницы и принялись ее теснить. Попавшие в клещи поляки храбро рубились, однако их задачей теперь стало вырваться из окружения. Им это удалось. Теперь прямо перед Крапивиным были отступающие польские всадники. По правую руку восстанавливал строй стрельцов Федор, а по левую горделиво гарцевал на коне во главе шведского конного полка Басов.
«Теперь мы вместе, против одного врага, в едином строю», — удовлетворенно подумал полковник, и тут до его слуха донеслась длинная фраза-приказ, произнесенные Федором. Крапивин различил лишь два слова: «колдун» и «пли». Повернувшись, он увидел, что Федор саблей показывает на Басова.
— Нет, Федор, не надо!!! — что есть силы заорал Крапивин.
Но было поздно. Не менее пятидесяти мушкетов выстрелили в едином залпе. Крапивин видел, как Басов вместе с лошадью были буквально сметены шквалом свинца.
— Н-е-е-е-т!!!
Крапивин со всех ног бросился туда, где только что гарцевал его друг.
Он бежал, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой, и когда остановился, его глазам открылась страшная картина. На земле лежала изрешеченная пулями лошадь. Рядом валялись окровавленная сабля Басова без ножен и простреленная в двух местах шляпа. Но нигде не было ни самого фехтовальщика, ни кусочка тела, ни лоскутка одежды. Словно и не существовало никогда полковника Басовсона.
Над ухом Крапивина кто-то тяжело задышал:
— Истинно сказано, колдун.
Фёдор сплюнул в ошмётки коня и перекрестился.
ГЛАВА 35 Переворот
Проваливаясь в талый снег, Чигирев медленно шел вдоль осадной батареи. Тяжелые пушки гулко ухали, отправляя многопудовые ядра за стены осажденного города.
«Полгода безрезультатной осады, — раздраженно думал Чигирев. — Все, как и в нашем мире, но все же обидно. И это поляки — гроза! ураган! смерч! Ну и где эта гроза? Бушует в открытом поле, а в осаждённый город даже молнии не долетают. Да что и говорить, они и на войну-то пошли, как на прогулку, весело потрясая саблями и даже не помыслив об осадных орудиях. А ведь я говорил королю, что они потребуются. Сигизмунд только отмахнулся. Когда поняли, что Смоленск оказался крепким орешком, за осадной артиллерией послали в Ригу.[24]Несколько драгоценных месяцев псу под хвост. Похоже, город так и не возьмут. Он сам присягнет королевичу Владиславу, следом за Москвой, сразу после низложения Шуйского. А потом будет первое ополчение Ляпунова и второе, Минина и Пожарского. Поляков прогонят и посадят себе на шею Романовых. Эта семейка быстро пресечёт все попытки европеизировать русский быт и ввести хотя бы зачатки личных свобод граждан, укрепит крепостничество, изолирует страну. Фактически они заложат основу того, что их погубит через триста лет. А потом — ужас советской системы, порожденный теми же темными веками азиатчины… Нет, я не допущу этого».
Рядом гулко ухнула пушка, и тяжеленное каменное ядро со свистом полетело за смоленские стены. Чигирев непроизвольно поежился. Ему все же претило, что он входит в состав иностранного войска и вынужден воевать против соотечественников. Логика логикой, а попробуйте-ка даже из самых лучших побуждений нацепить вражескую форму. Как ни стремился заглушить историк голос совести, постоянно укорявшей его за союз с врагом, он все-таки не мог отделаться от неприятного ощущения, что совершает нечто гнусное.
— Пан Чигинский, вас просит к себе его величество, — склонился перед ним королевский посланец.
Тяжело вздохнув, Чигирев двинулся следом за шляхтичем.
В шатре его ожидали трое: сам король, канцлер Лев Сапега и гетман Станислав Жолкевский. Увидев Чигирева, последний демонстративно скривился и сплюнул на пол. Старый вояка недолюбливал русского, считая его изменником. Сердце солдата не переносило предательства в любой форме, даже если оно было выгодно его собственной стране. Гетман не старался скрывать своего презрения к советнику его величества пану Чигинскому.
В отличие от полководца, король и канцлер всегда демонстрировали Чигиреву дружеское расположение. Эти двое не могли не оценить пользы его советов. Хотя, как неоднократно замечал историк, все же считали его чужаком, оказавшимся в данный момент полезным для дела.
«Интересно, каким образом Басов так быстро стал здесь своим, а я и за три года не обжился? — подумал Чигирев. — Может, я играю не по правилам?»
— Слушаю вас, ваше величество, — Чигирев низко поклонился.
— Из Москвы пришли странные вести, — сообщил Лев Сапега. — Василий Шуйский низложен и насильно пострижен в монахи. Новым царем провозглашен Михаил Скопин-Шуйский. Как нам стало известно, переворот совершила вошедшая в столицу армия Скопина.
— Вот это да! — присвистнул Чигирев. — Военный переворот! Для московитов это совершенно необычно.
Он лихорадочно прикидывал, какие события могли привести к столь резкому изменению истории.
— Мне хотелось бы знать, что это может означать для нас, — нетерпеливо спросил канцлер.
— Скопин-Шуйский — сильная личность и талантливый полководец, — ответил Чигирев. — Его поддержат значительно больше русских, чем Василия Шуйского. Нам это лишь осложнит положение.
— Ты считаешь, что он сможет одолеть наше войско? — с вызовом спросил король.
— Я считаю, что за ним пойдет больше народа, чем за Василием Шуйским, — ответил Чигирев. — И он значительно лучший полководец, чем Дмитрий Шуйский. Не более и не менее.
— Но как вы считаете, долго ли он удержится у власти? — подал голос Сапега.
— Это зависит от того, какую политику он поведет.