Короче говоря, всю вину возложили на герцога Улресила. Выяснилось, что записка была написана его почерком. Дворцовые стражники утверждали, что Улресил отдавал им приказания от вашего имени. Позднее в тот же день один из людей Улресила был доставлен к королю. Рыдая, он признался, что немного раньше украл скальпель из жилища доктора и убил герцога Ормина, а потом убежал через заднюю дверь в Крыле просителя, перед тем как доктор вошла через парадный вход. Я тоже не остался в стороне, показав, что парень этот вполне мог быть тем самым типом, с которым я столкнулся в темном коридоре Крыла просителя.
Насчет скальпеля этот тип, конечно, соврал. У доктора пропал только один скальпель — тот, который я украл двумя сезонами ранее, когда мы посещали больницу для бедняков. Конечно же, он предназначался и был доставлен вам, хозяин, хотя и не в том буквальном смысле, в каком позднее предназначался герцогу Ормину.
Герцога Улресила тем временем убедили покинуть дворец. Я полагаю, что более зрелый ум, взвесив все «за» и «против», понял бы, что такой побег подтвердит все обвинения, которые могут быть выдвинуты против него, но он, видимо, не догадался, оценивая свое положение и вытекающие из него последствия, сопоставить себя с несчастным мертвым Юнуром, выходцем из низшего сословия. Как бы то ни было, герцогу внушили, что король гневлив, но отходчив, и вообще все это дело — следствие обычной путаницы, а Кветтил и вы, хозяин, очень скоро рассеете все недоразумения, но для этого категорически необходимо временное отсутствие молодого герцога.
Король ясно дал понять, что любые новые попытки опорочить доброе имя доктора встретят его решительный отпор. А вы пообещали предпринять все возможное, чтобы внести полную ясность в произошедшее.
В ту ночь у дверей наших покоев были выставлены два собственных стражника короля. Я крепко спал в своей каморке, пока меня не разбудил кошмар. Думаю, что доктор спала хорошо. Утром вид у нее был вполне приемлемый. Она добрила себе голову, сделав это куда аккуратнее, чем мастер Ралиндж.
Я помогал ей — она сидела на стуле в своей спальне, накинув на плечи полотенце и поставив на колени тазик, в котором плавали мыльная пена и губка. Тем утром мы должны были явиться на прием к королю, чтобы изложить наш взгляд на вчерашние события.
— Так что же случилось, хозяйка? — спросил я.
— Где и когда, Элф? — Увлажнив свой скальп губкой, она стала скрести его скальпелем (смотреть на это спокойно я не мог!), а потом передала инструмент мне, чтобы я закончил работу.
— В камере пыток, хозяйка. Что случилось с Ралинджем и двумя другими?
— Они рассорились — не могли меня поделить. Каждый хотел быть первым. Разве ты не помнишь?
— Не помню, хозяйка, — прошептал я, оглянувшись на дверь операционной. Дверь была заперта, как и та, что за ней, и следующая, но все же я был испуган, а кроме того, чувствовал что-то вроде мучительной вины. — Я видел, как мастер Ралиндж собирался…
— Собирался изнасиловать меня, Элф. Прошу тебя, Элф. Осторожнее со скальпелем, — сказала она, тронув пальцами мою руку. Она чуть-чуть отвела ее от своей головы и оглянулась, улыбнувшись. — Вот было бы нелепо — опровергнуть ложное обвинение в убийстве, едва не подвергнуться пытке, а потом погибнуть от твоей руки!
— Но, хозяйка! — сказал я и не стыжусь сообщить, что голос мой срывался на плач, потому как я до сих пор убежден, что среди таких катастрофических событий, среди столь влиятельных и враждующих между собой лиц невозможно оставаться целым и невредимым. — У них не было времени ни на какие разборки! Он был готов вот-вот овладеть вами. Я закрыл глаза за миг до того, как… на это не было времени!
— Мой дорогой Элф, — сказала доктор, держа мое запястье. — Ты, видимо, запамятовал. Ты на какое-то время потерял сознание. Голова у тебя упала набок, тело обмякло. Боюсь, что ты просто отключился. А эти трое, пока ты был в беспамятстве, учинили древнюю разборку самцов. Когда ты опять пришел в себя, эти двое, прикончив Ралинджа, набросились друг на друга. Неужели ты не помнишь?
Я заглянул в ее глаза — по их выражению невозможно было ничего понять. Я внезапно вспомнил о той зеркальной маске, которую она надела на бал во дворце Ивенира.
— Так это я и должен помнить, хозяйка?
— Да, Элф, это.
Я опустил глаза на скальпель и сверкающую зеркальную поверхность его лезвия.
— Ну а как вы освободились от пут?
— Понимаешь, мастер Ралиндж в спешке просто не успел их толком завязать, — сказала доктор, отпуская мое запястье и снова наклоняя голову. — Прискорбное отсутствие профессионализма, хотя тут есть и положительная сторона.
Я вздохнул, взял губку и выдавил немного пены ей на затылок.
— Понимаю, хозяйка, — сказал я несчастным голосом и соскреб остатки волос с ее головы.
Делая это, я пришел к выводу, что, видимо, память подвела меня, потому что, взглянув на ноги доктора, я увидел: из голенища ее сапога, как всегда, выглядывает старый кинжал, а на нем — на навершии рукоятки — видней видного тот самый небольшой бледный камень. А ведь вчера в камере пыток я был убежден, что его там больше нет.
Наверно, я уже тогда понял, что возврата к прежнему быть не может. Но все равно был потрясен, когда два дня спустя доктор без меня посетила короля, а вернувшись, сообщила мне, что попросила отставку с должности личного королевского врача. Я стоял, молча глядя на нее, стоял среди все еще нераспакованных ящиков и коробок с химикалиями и компонентами, которые она продолжала покупать у аптекарей и химиков города.
— Отставку? — с глупым видом переспросил я. Она кивнула. Мне показалось по ее глазам, что она плачет.
— Да, Элф. Я думаю, так будет лучше. Пора мне возвращаться в Дрезен. А король, похоже, поправился.
— Но всего два дня назад он был на пороге смерти! — закричал я, не в силах поверить услышанному и тому, что из этого вытекает.
Она улыбнулась мне одной из своих улыбок — только краешками губ.
— Думаю, больше этого с ним не случится.
— Но вы сказали, что это было вызвано какой-то… как вы ее называете? Аллотропической гальваникой соли! Проклятье, женщина, это может…
— Элф!
То был единственный раз, когда мы говорили друг с другом в таком тоне. Вся моя ярость вышла прочь, как воздух из проткнутого пузыря. Я уткнулся глазами в пол.
— Извините, хозяйка.
— Я не сомневаюсь, — твердо сказала она, — что больше этого не случится.
— Да, хозяйка, — промямлил я.
— А ты можешь все это запаковать снова.
Колокол спустя я, пребывая в полном отчаянии, запаковывал по распоряжению доктора коробки, ящики и мешки, и тут появились вы, хозяин.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине, мадам, — сказали вы доктору.
Она посмотрела на меня. Я стоял потный и уставший, весь обвешанный упаковочной соломой.
