Вину за все я возлагаю на Кена Маклеода. Это ему пришла в голову мысль выманить на поле битвы заслужившего отставку старого воина; упражнения по избавлению от лишнего веса тоже предложил он.
Небольшая механическая поломка
Закалве наконец свободен;
Ленивые дымы над городом,
Темные червоточины в воздухе, где был эпицентр взрыва.
Сказали они тебе то, что ты хотел услышать?
Или, промокший до костей на бетонном острове —
Крепости среди потопа, —
Ты шел среди разбитых машин
И трезвым взглядом оценивал
Орудия другой войны:
Изношенная душа, изношенные механизмы.
Машина, корабль, самолет,
Ракета, беспилотник – вот твои игрушки.
Иносказательно изобразил ты возвращение свое,
Макая кисть то в кровь, то в слезы других людей;
Неуверенное, поэтичное восхождение
Благодаря простой и жалкой милости.
И те, кто нашел тебя,
Взял и переделал
(«Ну, мой мальчик, теперь ты имеешь дело с нами,
ножевыми ракетами,
С нашей скоростью и стремительностью,
с нашей кровавой тайной:
Путь к сердцу мужчины лежит через его грудь!»),
Они считали – ты игрушка в их руках,
Дикий найденыш, реликт прошлого,
Полезный, ибо утопия почти не рождает воинов.
Но ты-то знал, что можешь
Смять любой план.
И, играя всерьез в нашу игру,
Проник в секреты наших починочных работ,
Наших своенравных желез,
Найдя в костях свою собственную истину.
Эти тепличные жизни
Улавливаются не плотью,
И то, что мы только знали,
Ты чувствовал
Сердцевиной своих измененных клеток.
Расд-Кодуреса Дизиэт Эмблесс Сма да’Маренхайд.
Передать через ОО, год 115 (Земля, кхмерский календарь).
Оригинал на марейне, авторский перевод. Не опубликовано.
Пролог
– Скажи мне, что такое счастье?
– Счастье? Счастье… это проснуться ярким весенним утром после упоительной первой ночи, проведенной с прекрасной… страстной… серийной убийцей.
– …Черт побери, и это все?
Бокал в его пальцах выглядел пойманным зверьком, излучавшим свет. Жидкость того же цвета, что и его глаза, лениво плескалась внутри, в сиянии солнечных лучей, под взглядом, устремленным сквозь полуопущенные веки. Поблескивающая поверхность напитка посылала на его лицо зайчики – прожилки жидкого золота.
Он опрокинул содержимое бокала в рот и в ожидании реакции организма принялся разглядывать стекло. В горле стало жечь, и в глазах как будто бы тоже – от света. Он осторожно и неторопливо покрутил бокал в руке, явно очарованный неровностью отшлифованных участков и шелковистой гладкостью непротравленных граней. Стекло сверкало, как сотня крохотных радуг. Тоненькие нити пузырьков в стройной ножке отливали золотом на фоне голубого неба, закручиваясь в двойную желобчатую спираль.
Он медленно опустил бокал, и его взгляд упал на безмолвный город. Прищурившись, он смотрел поверх крыш, шпилей и башен, поверх куп деревьев в редких и пыльных парках, и дальше, поверх зубчатой городской стены – туда, где под ясным небом в зыбком мареве лежали бледные поля и подернутые голубоватой дымкой холмы.
Не отрывая глаз от этой картины, он внезапно дернул рукой и бросил бокал через плечо в прохладный темноватый зал. Бокал исчез, затем раздался звон стекла.
– Ты урод, – сказал через несколько секунд чей-то голос, звучавший приглушенно и в то же время невнятно. – Я думал, это тяжелая артиллерия. Чуть не обделался. Ты хочешь, чтобы тут все было в дерьме?… О черт, я еще и порезался… кровь идет.
Последовала еще пауза.
– Ты слышишь?
Затем приглушенный, невнятный голос зазвучал чуть громче:
– У меня кровь идет. Ты хочешь, чтобы тут все было в дерьме и благородной крови?
Раздались скрежет и звяканье, потом настала тишина.
– Ты поганец, – заключил голос.
Молодой человек на балконе отвернулся от притягивавшего его взгляд города и, чуть пошатываясь, направился в гулкий, прохладный зал. Он шагал по тысячелетней мозаике: пол недавно покрыли прозрачной износостойкой пленкой, чтобы защитить крохотные кусочки керамики от разрушения. В центре зала стоял массивный резной банкетный стол, окруженный стульями. Вдоль стен расположились столы поменьше, низкие комоды и высокие буфеты – все массивные, из такого же темного дерева.
Некоторые стены были расписаны выцветшими, но до сих пор впечатляющими фресками, в основном на батальные сюжеты. На других стенах, выкрашенных в белый цвет, висело старое оружие, собранное в некое подобие мандал, – сотни пик, ножей, мечей и щитов, копий и булав, стрел и бол[1]. Щербатые лезвия, расположенные в виде огромных завитков, торчали, словно обломки, оставшиеся после невероятно симметричных взрывов. Ржавеющие стволы многозначительно целились друг в дружку над каминами с заглушенной трубой.
На стенах висели одна-две блеклые картины и потрепанные гобелены, но свободного места еще вполне хватало. Косые солнечные лучи падали на мозаичный пол и дерево сквозь цветные стекла в высоких треугольных окнах. Белые каменные стены наверху заканчивались красными пилястрами, которые поддерживали громадные черные балки из дерева. Те перекрывали зал во всю его длину – гигантский навес из прямоугольных пальцев.
Молодой человек пинком перевернул старинный стул и рухнул на него.
– Что еще за благородная кровь? – спросил он, положив одну руку на огромный стол; затем поднял другую руку и провел ею по голове, словно приглаживая густые длинные волосы, хотя и был побрит наголо.
– Э? – отозвался голос.
Казалось, он доносится из-под громадного стола, за которым сидел молодой человек.
– Что за аристократические связи были у тебя, старый пьяница?
Молодой человек потер кулаками глаза, потом принялся ладонями массировать щеки. Последовало долгое молчание.
– Ну, один раз меня укусила принцесса.
Молодой человек поднял взгляд на потолочные балки и фыркнул.
– Недостаточное доказательство.
