Госпожа Шварц охала и ахала, глядя на неудобную юбку мисс Тернер, и предложила ей старые брюки господина Шварца. Они были ей чересчур велики, к тому же, по признанию мисс Тернер, у нее от них все чесалось, но все же они годились больше, чем юбка с разрезом сбоку, так что остаток пути она одолела в них.
Пуци оказался прав. В Брайтенберге мне удалось раздобыть бензин у владельца тарахтелки под названием «Мерседес», которой было дет двадцать, не меньше. Не знаю точно, для чего он ее использовал, но мы находились всего в нескольких километрах от границы с Чехословакией, а в сарае рядом с «Мерседесом» я разглядел пустые коробки с надписью «ПЛЬЗЕНЬ», что соответствовало названию большого чешского города, знаменитого своим пивом.
В среду мы выехали пораньше, но начался дождь, и скорость пришлось сбавить. В считанные минуты мы промокли до нитки, и мисс Тернер пришлось держаться очень крепко, потому что мотоцикл постоянно заносило на раскисшей дороге. Раза два я чуть не улетел в кювет, а один раз едва не сорвался с отвесной скалы.
Одолев километров сто, мы наконец добрались до следующей деревушки.
На другой день, в четверг, небо расчистилось, и нам удалось проехать сто тридцать километров. На следующий день, после того как к четырем часам пополудни мы проехали еще около ста километров, мы нашли фермерский дом — в пяти-шести километрах к востоку от Байрейта, — где нас согласились приютить. К тому времени у мисс Тернер поднялась температура, ее бил озноб, и я понял, что в таком состоянии она дальше ехать не сможет.
В субботу, пока она лежала в постели, я отправился в город и осмотрелся. Я думал, что на ферме, где мы остановились, с мотоциклом ничего не случится, хотя разъезжать на нем по городу мне совсем не хотелось. На вокзале, как оказалось, документы ни у кого не проверяли.
Через три дня, утром во вторник, мы отправились на вокзал вдвоем. Мисс Тернер составила телеграмму сержанту Биберкопфу на немецком, и мы отправили ее, перед тем как сесть в поезд. На следующий день ранним утром мы уже были в Берлине.
Когда мы снова пришли в гостиницу «Адлон», я обратил внимание, что коридорные выглядели слишком большими для своей формы — на вид совсем новенькой, а у некоторых под куртками явно были спрятаны пистолеты. Люди Биберкопфа.
Сам Биберкопф подошел через час после того, как мы разместились в гостинице. Мы кое-что обсудили.
«Меголу» мы оставили недалеко от Байрейта — спрятали ее за деревьями. Я надеялся, что тот, кто найдет мотоцикл, поймет, какая замечательная ему досталась машина. Когда мы бросили ее и пешком шли на вокзал, я мысленно благодарил Ханса Мюллера.
Пока мисс Тернер ходила по магазинам, я позвонил из своего номера портье и попросил устроить мне международный звонок Куперу, в Лондон.
Телефон зазвонил через час.
Я сбросил ноги с кровати, подошел к письменному столу, сел и снял трубку.
— Алло!
— Бомон, что, черт возьми, происходит? Куда вы запропастились?
— Путешествовали, — ответил я. — Тут все развалилось.
— Я так и думал. Линия надежная?
— Возможно, нет. Но сейчас это не имеет значения. — Я бы даже порадовался, если бы нас сейчас подслушивали.
Купер сказал:
— Вы знаете, что вас сняли с дела? С прошлого вторника?
— Ничего странного.
— Так что у вас там стряслось?
Я подробно все ему рассказал. Купер меня не перебивал. Когда я закончил, он спросил.
— Мисс Тернер в порядке?
— В порядке. Только немного ослабла.
— Вы там вне опасности?
— Биберкопф прислал сюда своих людей. Так что все нормально. А что там с Кодуэллом?
— А-а, Кодуэлл. Ну, его от нас перевели, так уж вышло.
— Перевели? Он же выдал конфиденциальные сведения!
— Да, но он передал их членам партии. А они тогда, так уж вышло, были нашими клиентами. И большого вреда он не нанес.
— Он же выдал конфиденциальные сведения, — твердил я свое.
— Да, но говорю вам, его перевели. В будущем за ним будут плотно наблюдать.
Что-то тут не так. За такие дела Кодуэлла следовало четвертовать, и Купер прекрасно это знал.
— Что происходит? — спросил я.
— На самом деле все несколько сложновато.
— Так объясните попроще.
— Люди в Лондоне, на которых работал Кодуэлл, оказались большими шишками.
— Неужели?
— Из правительства.
— Кто же это?
— Я не имею права говорить. Давайте на этом и закончим.
— Нет, — возразил я. — Не закончим. Вы утверждаете, что кто-то в британском правительстве намерен помогать нацистской партии? Гитлеру?
— Боюсь, так и есть.
— Купер, он подонок. И к тому же опасный. А мы могли бы ему помешать. Можно передать рассказ мисс Тернер в какую-нибудь немецкую газету, и ему конец.
— Видите ли, в том-то вся штука. Эти люди здесь, в Лондоне, совсем не хотят, чтобы ему пришел конец. Они слишком высоко его ценят. Видят в нем защиту от еще более опасного врага.
— От большевиков.
— Вот именно.
— Они ошибаются.
— Возможно. Но вам их в этом не убедить.
— Но…
— Послушайте, Бомон. Из вашего рассказа ясно, что тут вы совершенно правы. Уверен. Но факт остается фактом, а политика — политикой. И сегодня кое-кто из политиков желает, чтобы он делал то, что делает. И я могу что-то изменить не больше, чем вы.
— Не нравится мне все это.
— Ничего не поделаешь. Мы с вами тут бессильны. Но вернемся к вашему расследованию. Как я понимаю, вы трудились впустую. И так и не выяснили, кто же все-таки пытался убить Гитлера? Так?
— Да.
— Ну и ладно. Новая версия заключается в том, что никакого покушения вообще не было. И мы получили указание уничтожить все отчеты по этому делу.
— От кого?
— Все от тех же людей.
— Почему?
— Это уже не наше дело. Но я могу высказать свою догадку.
— Будьте добры.
— Попытка покушения подразумевает, что в Германии есть люди, которым Гитлер не очень-то по душе.
— Есть такие.
— Но кое-кому из лондонских политиков такое предположение вряд ли бы понравилось.
— Мы — частная фирма. И работаем не на британское правительство.
— Мы работаем на условиях молчаливого согласия, старина. И нас могут здорово прижать. Послушайте, Бомон, давайте все это обсудим, когда вы вернетесь. Вы же, насколько я понимаю, уже через несколько дней будете в Лондоне?