есть, Дарьянэ Эр. Я есть посол Холмов, меня поимели в плен!
— Зачем? — фыркнула пустота.
— Доски. Орден иметь хотение делать много доски за мой счет.
— Из-за денег что ли?
— Нет, из-за головы. Моя голова иметь секрет на доски!
— Да не мучайтесь вы, — сжалился голос на неплохом сильфийском, пусть и с акцентом. — Говорите нормально, не надо ломать свой язык и мои уши. Я все и так пойму.
— Но мне сказали, что вы не говорите по-сильфийски!
— А вам сказали, что очень уважают вас. А потом взяли в плен. Вы им по-прежнему верите?
— Нет… Вы так и не представились.
В темноте зашуршало, а потом каменная келья озарилась слабым светом огарка свечи. Дарьянэ увидела грубую, но основательную каменную кладку, явно составлявшую основу институтского фундамента; с трудом подавив крик — голый скелет в кандалах у стенки, охапку перегнившей соломы на полу (вот что так мерзко воняет!) и свою собеседницу — угловатую девушку среднего роста, в грязноватой горчично-желтой форме.
"Летчица", — машинально отметила Даша.
Девушка стояла, гордо выпрямившись, причем ее осанка имела мало общего с обычной военной выправкой. Так же стоял во время своих речей Верховный сильф. И совершенно не важно было, что девушка не старше самой Дарьянэ, что лицо ее распухло от пощечин, а из носа до подбородка протянулась дорожка запекшейся крови. Черные глаза смотрели спокойно и властно, голос не дрожал, казалось, ни при каких обстоятельствах.
— Я Климэн Ченара. Новая обда Принамкского края.
* * *
— Ее заперли в подвале, — рассказывал Тенька, — седьмая дверь от входа.
— Справа или слева? — уточнил Гера.
— Они там все по правой стороне. Насколько я понял, Клима жива-здорова, но поговорить с ней у меня не вышло. Там слишком много народу толклось. По-моему, к нашей обде подсадили какую-то девицу, сильфиду.
— Сильфиду? — вытаращила глаза Выля, украдкой нервно раздирая жесткую материю мешка на курчавые волокна. — С чего ты взял?
— Они говорили с ней по-сильфийски.
— О чем? — быстро спросил Гера.
— Откуда я знаю? Я по-сильфийски ни в зуб ногой!
— Да? А выглядишь довольно образованным.
— На ведской стороне никто сильфийский не учит. Из принципа. Разве что совсем высшие чины, но и про них я точно не знаю. Мы, в отличие от вас, орденских, с сильфами никаких дел не имеем, иметь не станем и ужасно этим гордимся. Зато я по-горски немного говорю.
— У горцев есть свой язык? — удивилась Выля. — У жителей Западных гор?
— Конечно, — охотно принялся объяснять колдун. — Они его очень трепетно берегут. Горский чем-то похож на принамкский, только письменность различа…
— А давайте вы обсудите вопросы лингвистики потом! — одернул их Гера. — Нам сейчас надо думать, как и когда спасать Климу.
— Когда? — переспросила Выля. — Да прямо сейчас!
— Все не так просто, — это уже вед покачал головой. Они с Герой успели помириться. Вернее, Тенька толком и не ссорился. — Надо придумать и проработать план, учесть естественную погрешность и переменные, потом…
— Тенька, но ведь это не очередной твой эксперимент! — воскликнула Выля.
— Планировать и рассчитывать надо все, не только ход эксперимента.
— Если мы хотим обойтись без жертв, — начал Гера, — не лучше ли будет открыто потребовать выдать нам обду? А если откажутся — пригрозить восстанием.
— А они откажутся, — фыркнул Тенька. — И придется устраивать не пойми что.
— Почему ты так уверен в этом?
— Да потому что лучше они допустят в Институте бойню, чем позволят обде выйти на свободу и затопить в крови весь Принамкский край!
— Но Клима не собирается топить его в крови!
Тенька промолчал. То ли Гера так наивен или слишком благороден, чтобы понять, каким образом в стране, раздираемой гражданской войной, приходит к власти третья сила, то ли Клима кое-что предпочитала не рассказывать "правой руке".
Выля осталась в меньшинстве, мнения сошлись на том, что план, несомненно, должен быть. Обдуманный и проработанный. И тянуть не стоит, лучше провернуть все в эту же ночь. А вот дальше начинались сплошные разногласия.
— Чем плох ультиматум? — рассуждал Гера. — Прямо сейчас напишем, я отнесу…
— А потом нам с Вылей вытаскивать вас обоих! Ну, уж нет.
— Не знаю, как ваши веды, но наш Орден парламентеров не преследует!
— Еще скажи, что Орден чист, светел, а также является оплотом веры и единства, — съехидничал Тенька. — Там подонки почище наших сидят. И Институтское руководство — не исключение. Скрутят как миленького, если вообще сразу не казнят и не изувечат.
— Почему ты такого плохого мнения обо всех, включая правительство собственной стороны? Как бы ни был плох Орден и его господа, но даже им не чуждо благородство. Всякий человек, обремененный властью, сознает свою ответственность за жизни, доверенные ему, за дело, которому служит. И я не взял это из своей головы, нас так учили, всех! Орден заблуждается, отвергая обду, но это не делает его последователей злыми и жестокими. Все мы — народ Принамкского края, наша природа заключается в единстве, хоть многие этого не осознают. А Клима, кстати говоря, помогает нам всем понять нашу силу и истинное предназначение. Нужно только помочь ей, нужно объяснить каждому широту ее замыслов, чистоту и правильность идей. Лишь кучку несогласных требуется усмирять силой, но ведь для их же блага!
Тенька от таких речей ощутил дикое желание ни то удариться об стенку собственной головой, ни то хорошенько приложить Геру.
— В такие моменты мне начинает казаться, в тебя вселилась моя оглашенная сестрица! Гера, если вас этому и учили, то уверен, что усвоил урок исключительно ты. В каком мире ты вообще живешь? Те, в чьих руках находится власть, только и знают, что отдавать невыполнимые приказы и поигрывать чужими жизнями, сохраняя при этом собственные. Им плевать на ответственность до тех пор, пока их не прижмет кто-нибудь более главный. А ты говоришь так, словно все сплошь добры и великодушны. Будь так, обда и по сей день правила бы нами. Потому что свергли ее отнюдь не благородные люди. И как я могу любить-уважать правительство моей стороны, если оно силой погнало моего отца на смерть во имя непонятно чего?!
— Во имя обды! Во имя верности той, которую избрали высшие силы, неколебимой верности, не меркнущей в веках, разжигающей огонь в сердцах людей, во имя надежды, что все возвратится на круги своя, и настанет благословенный день, когда обда снова возьмет нашу прекрасную землю в свои ладони!
— Ее помнят лишь горцы, а они не воюют, потому что не верят в победу без нее. Орден истощился, раздал золото из казны сильфам. Но и веды, хоть сохранили казну,
