на его груди сперва переливался различными цветами, потом приобрёл странный цвет, для которого Лэйд не смог бы подыскать подходящего названия, но который был похож на тот оттенок, что принимает до блеска начищенная золота монета, если подставить её под пунцовый луч зарождающейся утренней зари.
— Genius caeli, perde!
Ледбитер взял крест двумя руками, тяжело, будто тот стал весить триста фунтов, и выставил перед собой. Полыхающий золотым багрянцем, он уже не выглядел аляповато украшенной бижутерией, даже глядеть на него было больно. Бредбедл застыл, уставившись на него всеми своими глазницами и свечение, отражённое в десятках равнодушных стеклянных глаз, разлилось по всей гостиной.
Лэйд ощутил запах горящей тины, исходящий от него. Едкий, похожий на запах горящей компостной кучи и тряпья, сейчас он показался ему изысканным, как запах самого дорогого сыра или столетнего коньяка. Если невидимый огонь, подчиняющийся воле Ледбитера, сейчас окутает ублюдка целиком, есть шанс спастись. Он почти представил, как белеют, проваливаясь внутрь себя и тая, броневые пластины. Как с мелодичным звоном лопаются глазки, обращаясь чёрными выгоревшими язвами. Как с грохотом и звоном ссыпаются на пол сложно устроенные сегменты суставчатых ног…
— Это всё, мистер Ледбитер?
Ледбитер застонал. Он продолжал что-то бормотать, но Лэйд перестал разбирать, что — латынь, суахили и маорийский слились в одну сплошную какофонию, барабанящую по ушам. Должно быть, он был близок к пределу. Крест ходил ходуном в его руках, изливая на Бредбедла потоки невозможных цветов, каждый из которых рождал у Лэйда особенный сорт головной боли.
— Redireinabyssumrewerawhakataraauhasirayanguitakuua…
Бредбедл поднял свою лапу и коснулся раскалённого креста, который Ледбитер держал в руках, изнемогая от чудовищных усилий. Тот побелел на несколько секунд, сменив один за другим несколько немыслимых цветов — и лопнул с оглушительным грохотом, точно пятифунтовая граната системы Кетчума.
Ледбитер завизжал, отчаянно и страшно. Точно все существа, населяющие невидимые миры, которых он привык заклинать и чьими энергиями распоряжался, одновременно явились, чтобы ухватить от него по крохе плоти. И у каждого были очень острые зубы.
Теперь уже не крест, а само тело Ледбитера испускало вспышки света, такого безумного спектра, что Лэйд ощутил резь в глазах.
Опасный лоснящийся перванш.
Пульсирующая ядовитая фуксия.
Проклятый древний шартрез.
Но менялся не только свет. Лэйд с ужасом заметил, что в каждой вспышке тело Ледбитера, замершее в прежней позе, с выставленными вперёд пустыми руками, меняется. Меняется чудовищно и непредсказуемо, подчиняясь каскаду безумных, бессмысленных и губительных трансформаций.
Он видел Ледбитера, чьё тело состоит из оплывающего розового воска.
Ледбитера из чёрного ноздреватого камня.
Ледбитера, состоящего из десятков переплетающихся живых змей.
Ледбитера…
Лэйд ожидал взрыва, смертоносного воспламенения, грохота. Ожидал, что воздух в комнате превратиться в мелкую стеклянную крошку или законы пространственной геометрии распадутся, вывернув все тела наизнанку, или…
Ничего не произошло. Гальванические лампы, сухо защёлкав, восстановили своё обычное свечение и сделалось видно, что гостиная осталась прежней, хоть и удручающе посеревшей, будто какие-то силы вымыли из неё цвета. Лэйду понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить — это обычное человеческое зрение. Так и должно быть.
— Что ж, неплохо, — сдержанно заметил Бредбедл, — Удар был нанесён по всем правилам и даже небесталанно. Мистер Ледбитер меня приятно удивил. У него в самом деле был отличный потенциал.
* * *
Мистер Ледбитер не отозвался, и неудивительно. Мистера Ледбитера больше не существовало. Всё, что от него осталось — лужица мутной жижи на столе, в которой лежали, всё ещё едва заметно дрожа, несколько зубов. Обычных человеческих зубов, но Вобан глядела на них с таким ужасом, будто ничего отвратительнее не видела в жизни.
— Самигина и Фенекс! Он… он…
Блондло дёрнул головой.
— Я вижу отпечаток его ауры в кипящем эфире, — сообщил он безжизненным тоном, — Он не мёртв, просто перешёл в… иную форму существования.
— Весьма беспомощную, надо сказать, — грохочущий голос Бредбедла не умел звучать мягко, — Хоть и затейливо устроенную. Бедный, бедный мистер Ледбитер. Он самодовольно полагал, будто оккультные науки — его личное оружие, которое подчинено ему одному. Полагаю, он покидал этот мир с ощущением смертельного разочарования. Не беспокойтесь, всё было честно. Я выдержал его удар — и нанёс свой собственный, по тем же правилам. Его сущность была… скажем так, деконструирована в привычной вам форме.
Лэйд не знал, что это может означать, не знал и того, успел ли испытать Ледбитер перед окончанием существования боль или отчаяние, но он и не хотел этого знать.
Эта тварь оказалась не просто серьёзным противником, но и ко многому подготовленным противником. Не просто грубая оболочка со смертоносными лапами, не просто стальной хищник с начинкой из разложившейся плоти, вынырнувший из непроглядных океанских глубин. В этот раз Левиафан создал нечто примечательное. Мало того, что смертельно опасное, но и дьявольски хитрое, загодя подготовленное к противостоянию с Бангорским Тигром. Может, не просто тварь, подумал Лэйд, ощущая грызущий душу зуд с тысячью мелких острых зубов, может, персонального охотника, идущего по тигриному следу…
— Неплохо, — сдержанно заметил он, стараясь не глядеть в сторону зубов, некоторые из которых, как ему показалось, ещё шевелились, — Кажется, я видел нечто похожее на ярмарке в Скарборо.
Бредбедл повернулся к нему всем корпусом.
— А как на счёт вас, мистер Лайвстоун? Хотите испытать свою удачу?
Лэйд ощутил, как его собственные зубы начинают ныть. Ему потребовались все душевные силы, чтобы сохранить небрежную позу и не перемениться в лице.
— Нет, не думаю. Может, позже.
— Тогда…
— Двести тысяч.
Мистер Гёрни встал, пошатываясь. Бледный от волнения, он выглядел так, словно его тело под покровом хорошей ткани было отлито из дрожащей упругой гуттаперчи. Его прозвали Молуккским Орлом, вспомнил Лэйд, ощущая подспудное желание отвести взгляд прочь. Но сейчас он меньше всего походил на орла. Возможно, креветка или ещё какое-нибудь морское создание, хрупкое, с мягкими дрожащими потрохами…
Бредбедл качнул тяжёлой головой в его сторону.
— Прошу прощения?
— Двести тысяч, — звенящим от напряжения голосом произнёс мистер Гёрни, — Прямо сейчас. И ещё пятьсот через месяц, мне нужно обналичить несколько векселей и вывести средства из пары фондов. Итого — семьсот тысяч фунтов.
Бредбедл рассмеялся. Звук был жуткий — скрежещущий, тяжёлый. Будто кто-то разделывал ржавый корпус корабля огромной гудящей пилой.
— Я всё правильно понял? Вы предлагаете мне деньги, мистер Гёрни?
Банкир съёжился, но его дрожащая голова сумела мотнуться на рыхлом гуттаперчевом теле, изображая кивок.
— Да. Семьсот тысяч в полновесных британских фунтах. В золотой монете, если угодно.
— Ого! Отчего вы думаете, что это предложение может меня заинтересовать?
— Потому что я раскусил вас, мистер Бредбедл. Вы изображаете из себя бездушного громилу, но вы не дурак. О нет, вы отнюдь не дурак. Вы дальновидны и умны, а кроме того…
— Заткнитесь, Гёрни! — сквозь зубы процедил Лэйд, — Неужели вы не понимаете, к чему это ведёт…
Мистер Гёрни испуганно покосился на него.
— Замолчите, Лайвстоун, — пробормотал он, дёргая головой, — Сами расхлёбывайте ваши делишки с
