– Вы рассудили неверно, сеньора! – резко произнес Джулиан.
– И вас, кажется, не очень смущал тот факт, что в тюрьму вместо вас сел мистер Хэмптон! – вставила Пен.
Перес помолчала с минуту.
– Я должна извиниться перед вами, мистер Хэмптон, – проговорила она, – и не только за то, о чем сейчас говорила графиня. Я не сразу поняла вашу роль во всем этом. Сначала я считала, что вы просто купили Клео с теми же намерениями, что и граф. Думала, что будете использовать ее. Я была уверена, сэр, что вы ничуть не лучше, чем граф. Но после того как графиня объяснила Цезарю, что на самом деле вы сделали для Клео, мое мнение о вас изменилось. И тогда я решила спасти вас от обвинений.
– За это я вам очень благодарна, сеньора! – тихо проговорила Пен.
Сеньора Перес посмотрела на нее понимающим взглядом, каким могут обменяться между собой только женщины. Этот взгляд словно говорил: «Пусть мужчины воображают, что это они заправляют всем на свете, пусть играют в свои монархии и демократии, законы и свободы. Мы-то с вами знаем, кто на самом деле правит миром!»
Джулиан подошел к Пен и помог ей подняться из-за стола. Это было молчаливым сигналом, к тому, что цель визита достигнута и они могут идти.
– Как я уже сказал, – заключил он, – я не стану доносить на вас, сеньора, хотя бы потому, что таким образом я разрушил бы и собственное алиби. Не стану даже осуждать вас – не имею на это права, ибо о кончине графа, признаться, я сожалею не более, чем о смерти какой-нибудь мухи. Прощайте, сеньора, и Бог вам судья!
Глава 31
– Ты, должно быть, уже устал от моей болтовни, Джулиан? – прошептала Пен ему в ухо, нагибаясь, чтобы поцеловать его.
– Нисколько, Пен, – улыбнулся он. – Ты же знаешь, что я готов слушать тебя часами!
Пен действительно болтала без умолку на протяжении всей дороги из Лондона. Если бы это была не Пен, а кто-нибудь другой, то Джулиан, возможно, давно бы сошел с ума. Но Пен он действительно готов был слушать часами, даже если она говорила о светских сплетнях или о новинках моды.
– Я просто чувствую себя очень возбужденной, Джулиан. Ты не можешь себе представить, как я жаждала снова оказаться с тобой наедине. А вот теперь даже не знаю, чем мы будем заполнять все это время.
– Ну, для начала, – улыбнулся он, – я хотел бы научить тебя.
В глазах Пен загорелся лукавый огонек.
– Джулиан, ты безобразник! Чему?
– И вовсе не тому, о чем ты подумала. Я хотел бы научить тебя готовить.
– Готовить? – удивилась она.
– Пен, ты же сама хотела остаться со мной наедине, даже без слуг. Но кто-то же должен готовить! Честно говоря, я рассчитывал, что это будешь ты. Не бойся, я научу тебя всему, что надо.
– А если я буду хорошей ученицей, обещаешь научить меня и тому, о чем я подумала, Джулиан?
– При условии, что и в этом ты будешь хорошей ученицей.
– Обещаю быть лучшей ученицей, Джулиан! – Пен игриво куснула зубами Джулиана за ухо. – Я буду умелой, бесстыжей и соблазнительной.
Впереди уже замаячила усадьба Джулиана. Склонившись к нему, Пен продолжала играть с его ухом. Оно у Джулиана уже горело, но это лишь сильнее возбуждало его.
– Прекрати, Пен, – шутливо поморщился он, – а то кончится тем, что я изнасилую тебя прямо на дороге!
– Я не возражаю, но, кажется, начинается гроза. Впрочем, ты ведь любишь грозу, Джулиан.
– Я бы не сказал, что люблю. Скорее, признаюсь, даже немного побаиваюсь. Но человек ведь так нелепо устроен. Порою ему просто хочется сильных ощущений.
– Тебе, должно быть, нравится в грозе ее, если можно так выразиться, космический масштаб. Разыгравшийся хаос стихий, вероятно, напоминает тебе о том, что, кроме скучной, размеренной жизни рассудка, есть еще необузданное кипение страстей. Тебе, должно быть нравится ощущать себя частью природы. В такие минуты человек считает себя и царем природы, и ничтожной песчинкой одновременно... Ты это хотел сказать, Джулиан?
Джулиан не без удивления покосился на нее. Пен улыбнулась, перехватив его взгляд.
– Ты сам мне когда-то говорил все это. Много лет назад, когда мы были еще очень молоды... Забыл уже? А я вот, видишь, помню. Каждое твое слово. Вспомнила это несколько дней назад, когда ты сидел в тюрьме. Был поздний вечер, почти ночь. В окно мое стучали дождь и ветер. Как я уже сказала, ты говорил мне все это очень давно, но я запомнила твои слова. Я не понимала их до того дня, пока мы с тобой не занялись любовью. Помнишь, тогда, впервые? У больших страстей та же сила, что и у природы. Ты согласен? Джулиан помолчал с минуту.
– Да, страсть – огромная сила, – произнес он. – Но эта сила плодотворна только тогда, когда любовь направлена на человека, который действительно тебе подходит. Не каждому везет в этом отношении. Мне с тобой очень повезло, Пен!
– Мне с тобой тоже. – Она доверчиво положила ему голову на плечо.
Тучи наливались свинцом, но подъехать к дому, слава Богу, они успели до дождя. Сильный ветер буквально валил с ног. Джулиан подхватил саквояжи и пошел в дом. Затем он поставил лошадей в конюшню.
Вернувшись к экипажу, Джулиан не обнаружил там Пен, но, поискав, нашел ее на террасе. На ней был голубой плащ. Ветер развевал ее волосы.
Джулиан подошел к ней и обнял сзади. Они долго смотрели, как вздымаются на море волны, переливаясь синими, зелеными и черными оттенками красок.
Пен была права! Джулиану действительно нравились бури и грозы. Природные стихии пробуждали в нем необузданную игру страстей. Именно на этом фоне романтическая натура Джулиана проявлялась сильнее всего.
Пен обернулась к нему.
– Джулиан, я чувствую, что мое лицо краснеет от ветра. Твое же никогда не краснеет. Почему? Так нечестно!
– Мне нравится, когда у тебя раскрасневшееся лицо, Пен! Пен покосилась на свой голубой плащ.
– Вообще-то я сейчас должна быть бледной как смерть. Ведь срок моего траура еще не кончился. И одета я должна быть во что-нибудь скромное, не то что этот плащ.
– Пен, когда мы с тобой наедине, тебе нет смысла изображать из себя безутешную вдову. К тому же покойный, прости, Господи, был такой тварью! Он меньше всего заслуживает, чтобы о нем жалели. Мой тебе совет: никогда ни о чем не жалей, Пен! Это просто бесполезно.
– О твоей смерти я бы стала очень жалеть, Джулиан. Я не представляю, как смогла бы прожить всю оставшуюся жизнь, если вдруг тебе было бы суждено умереть раньше меня.
Это тронуло Джулиана до глубины души.
– Джулиан, – продолжала она, – я хотела приехать сюда, чтобы мы здесь были совершенно одни. Очень хочу заниматься любовью на морском берегу, как тогда. – Она помолчала. – Мне хотелось уехать из шумного Лондона, быть только с тобой ещё и потому, что я должна подумать: что я буду теперь делать с моей свободой?
