течение четырех гребаных лет ты понятия не имела. Каждый раз, когда я приезжал, чтобы забрать Джетта и отвезти его. Ты никогда не знала?
Я качаю головой, слезы жгут мне глаза.
— Блядь. — Он проводит руками по лицу и снова отворачивается.
— Хотела бы я знать. Хотела бы я…
— Зачем ты вообще вернулась к нему, если у тебя были чувства ко мне? — требует он, голос грубый.
— Потому что мы оба ясно дали понять, что чувства не обсуждаются, прежде чем начали встречаться.
— Но ты забеременела, Хейден. Вся эта хрень с «просто так» изменилась, как только ты забеременела!
— Ты думаешь, это не совсем то, чего я хотела? Я пришла сюда, чтобы рассказать тебе, надеясь, что ты скажешь мне, что тоже что-то чувствуешь. Но ты этого не сделал. Все, что ты сказал, это то, что ты поддержишь меня всем, чем сможешь. Что ты будешь рядом с ребенком. Не со мной.
— Потому что ты уже вернулась к нему!
— Я бы изменила это за секунду, если бы знала, что ты чувствуешь!
— Вот тут ты меня теряешь, детка. Я не понимаю, почему в ответ на то, что мне было все равно, ты вернулась к нему и осталась с ним, даже после того, как узнала, что беременна. Если тебе действительно нужен был я, почему бы тебе не остаться одной? Зачем возвращаться к парню, который уже причинил тебе боль? К парню, который был настолько чертовски сомнительным, чтобы разлучить нас?
Я моргаю, ответ слишком постыдный, чтобы произнести его вслух. Правда в том, что я осталась, потому что быть в менее чем идеальных отношениях лучше вписывалось в тот глупый план, который был у меня в голове, чем быть матерью-одиночкой в двадцать два года. И я никогда не жалела о беременности Джеттом, но стать мамой до того, как я поставила галочки в самых важных пунктах этого плана, меня пугало до смерти. Я так много работала, чтобы не беспокоиться о том, что моя будущая семья окажется в нестабильной ситуации, а потом — бум, именно это и произошло. Остаться с Лейном? Это было неидеально. Мы не были идеальными. Но в то время это казалось лучшей альтернативой самостоятельному воспитанию ребенка.
— Хейден, я не сомневаюсь, что ты любишь меня в какой-то степени. Но откуда, черт возьми, мне знать, что ты сейчас здесь не по тем же причинам, по которым ты осталась с ним? Потому что ты боишься облажаться. И потому что ты еще больше боишься того, как все это может повлиять на Джетта. — Он прерывается с тяжелым выдохом. — Не пойми меня неправильно, детка. Как его отец, я ценю твое желание сделать все возможное для нашего мальчика, но, если я собираюсь быть твоим партнером в этом деле, то должен знать, что ты делаешь это по правильным причинам.
— Я здесь по правильным причинам. У меня нет ни малейшего сомнения. Но ты прав в том, что я боюсь, — признаюсь я, поспешно смахивая слезы кончиками пальцев. — Я до смерти боялась, что наконец-то скажу тебе о своих чувствах, а ты мне не поверишь. Вот так.
Его лицо скривилось.
— Я не говорю, что не верю тебе. Лишь говорю, что ты должна уделить себе время и убедиться, что ты точно знаешь, чего ты хочешь. Что ты здесь не потому, что это правильно для Джетта, или для меня, или для того чертова плана, который у тебя всегда был.
Я вздрагиваю, и он склоняет голову набок.
— Вот почему ты осталась с ним, не так ли?
Жар заливает мои щеки, и я отвожу взгляд.
— Я понимаю, — мягко говорит он. — Просто хотел бы понять это раньше.
— Я тоже. — Хотела бы многое понять раньше, но вот мы здесь.
Он выдыхает.
— Дело в том, что… Я думаю, ты знала. Ты просто слишком боялась признаться в этом даже самой себе.
— Я признаю это сейчас. Разве это не имеет большее значение?
Он качает головой.
— Для этого тебе понадобилось найти письмо, которое я написал четыре года назад, Хейден.
— Что ты хочешь сказать?
Он проводит рукой по шее и вздыхает.
— Четыре года назад я рискнул сказать тебе о своих чувствах, зная, что есть шанс, что ты не почувствуешь того же и что это может разрушить все между нами. Но я все равно это сделал, Хейден. Потому что иногда мы должны сказать: к черту последствия. К черту планы. К черту все, и рискнуть.
— Приехать сюда и не знать, есть ли у нас еще шанс… Это был риск.
— Не совсем, детка. — Джесси сочувственно улыбается. — Ты играла безопасно. Осталась с ним, не сказала мне о своих чувствах, пока я не расчистил путь…
— Я не понимаю. — Я хочу, но… Но это звучит так, будто он расстается со мной, а я не уверена, что смогу с этим справиться. Не тогда, когда только что вернула его.
— Мне нужно, чтобы ты была смелой сама по себе. Не ради меня, а ради себя.
— Я буду самой смелой, какой только умею быть.
Он долго смотрит мне в глаза, в его взгляде нет осуждения или порицания, только терпение и понимание.
— Ты помнишь ту девушку, которая приехала в Коул-Крик пять лет назад? Ту, которая появилась на озере в субботу днем в поисках парня, которого она едва знала?
Я зажмуриваю глаза и задерживаю дыхание. Знаю, к чему все идет, и, черт возьми, не могу возразить.
— У этой девушки были яйца. Она могла приехать сюда по тем же причинам, что и ты сейчас, чтобы проверить, есть ли у нее шанс с каким-нибудь парнем из маленького городка на севере, но она сделала это дерьмо сама. Она была чертовски бесстрашной.
Она была. Но я больше не та девушка и уже давно не та. Став мамой… это изменило меня.
— Будь такой же смелой, детка. Если я действительно то, чего ты хочешь, будь такой же смелой.
— И я полагаю, что должна найти эту смелость сама, — шепчу я, и он кивает.
— Да, городская девчонка. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы не дать тебе этот шанс.
Глава 30
ХЕЙДЕН
Либо Курт Кобейн и «Нирвана» засели в моей комнате через некоторое время после того, как я заснула… либо выпила слишком много пикетированного вина прошлой ночью.
Вата во рту говорит о последнем, а холодное, пустое место рядом со мной в постели подтверждает: Джесси «заморозил» нас, а я допила «Москато», чтобы
