произнесла она.
– Я согласен, – тут же выпалил Рид.
– Не спеши с планами, – вмешался Газарт. Он единственный не смог выдавить из себя улыбку. Будто отдал свое чувство юмора как плату в битве. – Я найду чем тебя занять.
– О чем ты?
Веселое настроение улетучилось, как последняя маска перед смертью.
– Ты же понимаешь, Даниэль, такие люди, как мы с тобой, никогда не будут свободны…
И Рид кивнул, больше не задавая вопросов. Он всегда это знал, и глупо мыслить по-другому. А с недавних пор все глупости он отметал сразу. И больше не бежал от собственной ответственности.
– Вот каково быть Светлым богом, – печально продолжил Газарт. – Наделять силой для битвы тех, кто верит в тебя… И при этом всегда держать свои руки чистыми. Пусть другие сражаются, валяются в грязи и смерти, а ты, как флаг, придаешь им сил, штандартом застыв в чужих руках. Вечно светлый, вечно чистый. Как подло.
– Если кто и сможет с этим справиться, так это ты, Газарт. Справиться со всем и остаться собой, – тихо сказал Рид.
– Да, справляться с тем, с чем не желают другие. Достойная плата за мой дерзкий план.
Только сейчас Эрин по-настоящему поняла, насколько ему тяжело было все это время. Любой другой человек на его месте бы сдался. Любой другой уже бы бежал. Очерствел бы, стал глух и слеп к чужим страданиям. Понимая, целиком осознавая, что отдыха не будет никогда, а боль станет неизменным спутником… Газарт стоял. Газарт не сдавался.
И поэтому он, а не она был Светом.
– Но если ты окончательно похоронишь свои шуточки, я не стану тебе молиться, – неожиданно выдала Адалия.
И от удивления Газарт все же улыбнулся.
– Госпожа архимагистр, и думать не смел, что вы в восторге от моих спектаклей!
– Хоть кто-то в вашей печальной компании должен уметь улыбаться.
От неожиданного выпада Нимиры рассмеялась даже Эрин. Слышали бы ученики Академии свою строгую наставницу сейчас.
Никто не хотел, чтобы этот вечер заканчивался. Бывшие враги, новые друзья – все так давно перемешалось. Когда вместе проходишь сквозь пекло, невозможно остаться равнодушным. И у каждого щемило сердце от неминуемой разлуки. Непримиримая ненависть была давно забыта, и осталось лишь горькое сожаление, оседавшее на сердце.
Каждый из них будет помнить. Весь ужас войны, всю скорбь победы. И этот вечер на берегу безымянного озера, когда они пили вино и прощались.
С последним глотком Маришоля неумолимое солнце спряталось за горизонтом.
– Пора, – первая поднялась Эрин. Вино придавало сил, притупляло страх, такой человеческий и почти чуждый ей сейчас.
Поднялись все.
– Рид? – Газарт не спрашивал, он просил, протягивая ему тот самый нож, которым они с Эрин резали Неффин. Он начал эту историю и должен был закончить. – Нам будет проще, если это сделаешь ты…
И Даниэль согласно кивнул в ответ. Привычная безэмоциональная маска больше не клеилась к его лицу, и маг болезненно поморщился, принимая в руки ритуальное орудие.
– Таали, – Рид подошел к эльфу и замер напротив. – Удачи.
Таали кивнул в ответ. И рука с ножом вошла в его сердце.
Эльф не сопротивлялся, но не отводил янтарных глаз от Рида, пока в них не потухла жизнь. И тут же зыбкая тень поднялась и замерла над бездыханным телом.
– Даниэль, – мягко подозвала Эрин. Она не хотела больше затягивать, чтобы в последний момент ее решимость не колебалась от слишком человеческих чувств и воспоминаний, накативших вместе с закатными волнами. – Я хочу сделать тебе подарок на прощание.
И прежде чем он успел ответить, она протянула руку вперед. Та беспрепятственно вошла в грудь, на уровне сердца. И несколько мучительных мгновений спустя вынырнула назад. Сжимая в пальцах черный комок, который быстро превращался в дымку и исчезал.
– Я знаю, что ты справился и демон уже погибал. Я просто облегчила этот путь.
Даниэль судорожно вздохнул. Но ожидаемой пустоты внутри на месте его соседа не было. Как не было больше и его власти над Ридом.
– Спасибо… – прошептал он.
– Мой несносный добрый маг, – Эрин улыбнулась и провела рукой по его волосам. – Будь счастлив, ты это заслужил. И… Пожалуйста, сделай это быстро.
Клинок пронзил сердце, мгновенно прервав дыхание. Глаза Эрин потухли, и Даниэль поймал тело на руки, аккуратно уложил на землю… Никто не видел его лица в этот момент. Но когда Рид повернулся к Газарту, слез уже не было.
Вторая тень присоединилась к первой.
– Даниэль, – бывший некромант нашел в себе силы улыбнуться. – Ты будешь по мне скучать?
– И вспоминать холодными вечерами.
– Я тебя только об одном прошу, перестань пытаться помереть за кого-нибудь. Ты гораздо ценнее живой! – Газарт бросил короткий взгляд на Адалию.
Рид улыбнулся.
– Нет, я не умру за нее. Я больше никогда не оставлю Ани одну, ни в этой жизни, ни в следующих. Я всегда буду рядом – ловить, когда она будет падать, держать за руку, когда ей будет одиноко. Я так долго боролся со злом внутри себя, что, должно быть, давно потерял верный путь… Могу ли я теперь отличить добро от зла, тьму от света, милосердие от жестокости? Ответы найти сложнее, чем мне когда-то казалось. Зато я научился главному – слушать свое сердце и держаться изо всех сил за то, что дорого.
– Слушай свое мудрое сердце, Даниэль. Оно помогло мне привести нас всех сюда, – серьезно ответил Газарт. Адалия тихо замерла за их спинами и промолчала. – Теперь ты готов.
– К чему? – снова удивился Рид, а на его плечи уже опустились тяжелые горячие руки Газарта. Они тускло светились и обжигали кожу сквозь плащ.
– Я называю тебя Дланью Богов на этой земле, проводником моей воли, защитником слабых. Я дарую тебе силу, превышающую любую доступную людям магию. И отныне путь Света – это твой путь. Ты поможешь мне в этом мире, будешь непримирим ко злу, не допустишь несправедливости. И каждый раз, взывая ко мне, ты получишь помощь и поддержку.
– Газарт… – ошеломленно прошептал Рид.
– Я верю в тебя, мой друг. И, Даниэль, – он усмехнулся, как в старые добрые времена, – только об одном прошу, ты будешь официальным лицом, взывай ко мне нормально, а не «эй, Газарт!», хорошо?
– Но кто мне поверит?
– За тобой пойдут люди, я обещаю. До скорой встречи.
– Прощай и ты, друг…
И третье сердце остановилось, чтобы вознестись.
В опустившихся сумерках три горящих ладьи удалялись вниз по течению, навсегда унося в иные миры то, что обращалось в пепел. Три тела полыхали над ночной гладью, а живые на берегу не могли отвести глаз, не
