снял шлем и явил им пшеничные волосы и смуглое лицо со светлой жесткой щетиной. Их с Рууманом взгляды столкнулись, но воевода даже не дрогнул. — Ты, значит.
И выхватил меч из ножен.
Тир даже не успел открыть рот. Лик дернулся вперед, намереваясь заслонить отца.
А затем все вокруг застыло.
Глава 40
Митьяна
Кровь остановит кашица из свежей или сушеной крапивы, тысячелистника, подорожника, а также мазь из тертой ивовой коры. Боль снимет крепкий отвар ромашки.
…
Свежие ожоги следует густо смазать перетертым пататом, лопухом или промыть настоем ноготков. Через пару дней сменить натирки на жир, пчелиный воск, масло ромашки или живицу.
Из травника Саэдгирского монастыря
Х514 год, 27 день месяца Зреяния
Волчьих тел было так много, что от их числа у Митьяны кружилась голова. Запах крови, металлическим привкусом оседающий на языке, мешал мыслить трезво, а от вида рваных ран и ожогов становилось дурно.
«Ты же лекарь! — одернула она себя. — Возьми себя в руки!»
У тесной хижины знахаря было не протолкнуться. Раненых тащили на себе те, кто еще мог стоять на ногах. Мита попыталась отыскать взглядом знакомые лица и морды, но быстро оставила эту затею. Осторожно минуя рычащих и стонущих от боли волколюдов, она пробралась к дому и решительно шагнула внутрь.
Внутри было всего три койки — и каждая оказалась занята. Волколюды, лежавшие там, были в человеческом обличье, и все трое без сознания. Руки, ноги, головы — у каждого на теле имелась хотя бы одна, а то и по нескольку тугих льняных повязок, потемневших от крови.
Бросив последний взгляд на раненых, Митьяна выпрямилась и решительно направилась к подобию стола, составленного из нескольких чурбанов. За ним суетился худощавый парень с собранными в тугой пучок каштановыми волосами, среди которых пробивались тонкие светлые пряди. Его длинные пальцы уверенно бродили среди разложенных и висящих трав, безошибочно доставая нужные; рядом стояли деревянные миски с густыми мазями, кружки с отварами, доски с перетертой на них травой. Мита с удивлением обнаружила на полках над столом стеклянные склянки — правда, немного. Лесным жителям неоткуда было взять изделия, которые делали только городские мастера, а значит, волколюды все-таки торговали с людьми. Или за них это делали вранолюды, которые сходились с теми лучше.
Залюбовавшись точными движениями знахаря, Митьяна не заметила большую берестяную коробку со мхом под ногами и чуть ее не опрокинула. Ненадолго знахарь оторвался от своего дела, смерил холодным взглядом постороннюю и рявкнул:
— А тебе чего здесь надо? Не ранена — так проваливай!
От неожиданности Мита потеряла дар речи.
— Простите… — опомнилась она спустя несколько мгновений. — Может, вам помощь нужна?..
— Кому сказано — проваливай. Мне тут не нужны помощники, — последнее слово он процедил с издевкой.
Но девушка не отступалась.
— Я знахарь в деревне, в травах разбираюсь. Там столько раненых…
— Вот именно! — Он стукнул деревянной миской по столу. — У меня дел по горло, и нет времени следить за человеческой девчонкой. Иди и не мешайся.
Митьяна упрямо поджала губы.
— Вы один. И можете не успеть помочь всем.
— Какое тебе до этого дело? — фыркнул знахарь и вновь принялся толочь что-то в миске, перестав обращать на нее внимания.
Девушка сжала кулаки и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы в очередной раз попытаться убедить несговорчивого волколюда, когда в дверь ворвался какой-то воин.
— Альсав! — позвал он, едва не срываясь на крик. Лицо его побелело от испуга. — Там Филлат!..
Знахарь выругался и резко обернулся.
— Что с ним?
— Бок рассекли… мечом… Дружинник…
Выдав фразу на не знакомом Мите языке — наверняка еще более грязную, чем предыдущая, — Альсав метнулся к деревянным плошкам с мазями.
— Чего застыл, хватай мох и повязки! Тащи к нему. Здесь его класть некуда.
Волколюд, принесший тревожную весть, торопливо подхватил берестяную коробку. Попутно он скользнул взглядом по Митьяне, коротко кивнул и выскочил за порог. Следом за ним на улицу выбежал Альсав, сжимая в руках плошку; на этот раз он даже не взглянул на Миту.
Девушка осталась в доме одна, не считая троих раненых без сознания.
Мита оглядела стол и стены, увешанные полками со снадобьями и травами. Это место до боли напоминало ее чердак, где она хранила все свои запасы лекарств. Мази и настойки не были подписаны — по крайней мере, большая их часть, — но вот травы Мита знала назубок и могла назвать каждый пучок.
Прошло несколько минут, прежде чем ее одиночество нарушили. Тот самый воин шагнул через порог, огляделся и застыл напротив Миты.
— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался он. В его голосе сквозила усталость.
— Помочь хочу.
Волколюд посмотрел прямо в горящие решимостью глаза Митьяны и вдруг хмыкнул.
— Альсав — упертый баран. Знает же, что сам не справляется. Что, так трудно помощь принять?
— А?
Он прошагал до стола и упал на ближайший чурбан, заменявший здесь, вероятно, табурет. Только тогда Мита заметила след от лезвия, протянувшийся вдоль предплечья. Рана еще кровоточила, пусть и не сильно. Кровь стекала по руке и впитывалась в повязку, намотанную на запястье.
— Давай перевяжу, — предложила девушка, стараясь не глядеть на волколюда.
Заглянувшие в тот момент в хижину сородичи при виде Митьяны скривили лица. Воин бросил на них злой взгляд и процедил:
— А справишься?
— Я знахарь. Это моя работа.
Митьяна схватилась за ближайшие миски и принялась изучать их содержимое. В одной нашлась тертая ивовая кора, уже смешанная с водой. Среди сушеных трав Мита обнаружила крапиву и цветы тысячелистника — и отделила несколько стеблей. Раненый с недоверием смотрел на нее, но в конце концов, когда знахарка повернулась к нему, позволил ей заняться рукой.
Митьяна работала молча. Ее руки умело стирали грязь и кровь, почти не задевая края раны. Волколюд морщился, но терпел. И зашипел, лишь когда девушка принялась смазывать саму рану приготовленной травяной кашицей.
— Будет болеть, — в ее голосе послышались извинения, — но если найду здесь ромашку, смогу сделать отвар. Выпьешь — и станет легче.
Воин сжал зубы и едва заметно кивнул.
Наложив поверх мазь из коры ивы, Мита отыскала чистые повязки и туго перетянула ими руку. Затем связала несколько повязок кольцом и надела больному на шею.
— Не беспокой ее. Тогда она быстро заживет.
Он пошевелил пальцами, поморщился, и, наконец, кивнул.
— Спасибо.
Митьяна стала рыться в травах в поисках ромашки для настоя, а сама попыталась вспомнить, где она слышала его голос. Она точно виделась с ним, будучи в волчьем обличии. Возможно, даже знала его имя. Но вспомнить
