Книга Монах - Мэтью Грегори Льюис

class="p1">Тем временем Амброзио, сумев оторваться от преследователей, успел укрыться в склепе. Когда дон Рамирес добрался до этого места, дверь уже была заперта, и логово беглеца обнаружили очень нескоро. Но ничто не устоит перед упорством ищущих. Хитроумно спрятанную дверь нашли и взломали, к бесконечному ужасу Амброзио и его спутницы. Смятение монаха, его попытка скрыться, поспешное бегство и брызги крови на его одежде не оставляли сомнений в том, что он – убийца Антонии. Но когда солдаты распознали, что перед ними – непорочный Амброзио, «святой человек», кумир Мадрида, они остолбенели от изумления и долго не хотели верить, что это не морок нечистого. Аббат не пытался оправдаться и хранил угрюмое молчание. Его схватили и связали. То же самое сделали с Матильдой. Когда с нее сняли капюшон, тонкость ее черт и пышные золотые волосы выдали ее пол; это еще больше усилило общее удивление. Кинжал также нашли в гробнице, куда монах его бросил; после тщательного обыска подземелья арестованные были доставлены в тюрьму инквизиции.

* * *

Дон Рамирес благоразумно принял меры, чтобы до горожан не дошли слухи о том, какие преступления были совершены и кто в них виновен. Он опасался новых беспорядков вроде тех, которые последовали за обвинением аббатисы клариссинок. Поэтому он ограничился тем, что известил капуцинов об аресте их настоятеля. Стремясь избежать публичного позора и гнева народного, от которого они спасли свое аббатство с великим трудом, монахи сразу позволили служителям инквизиции негласно обыскать их жилище. Новых разоблачений не последовало. Вещи, найденные в кельях аббата и Матильды, забрали в качестве улик. Все прочее осталось неизменно, порядок и спокойствие в Мадриде восстановились.

Обитель святой Клары после погрома и пожара была разрушена полностью. Остались только наружные стены, устоявшие в пламени благодаря своей толщине и прочности. Монахиням пришлось переселиться в другие монастыри; но на них теперь всюду смотрели косо, и настоятельницы весьма неохотно принимали их. Однако почти все они принадлежали к богатым, знатным и влиятельным семействам, и обителям их ордена пришлось принять всех, хотя и без благоволения. Это предубеждение было и ложно, и несправедливо. В ходе расследования было установлено, что в смерти Агнес не сомневалась вся община, кроме тех четырех сестер, которых назвала Урсула. Все они, а с ними и несколько ни в чем не повинных монашек, стали жертвами гнева толпы. Ослепленные негодованием горожане расправлялись с любыми монашками, какие попадались им в руки. Большинство уцелевших были обязаны своим спасением здравому смыслу и выдержке герцога де Медина. Они это осознавали и сердечно благодарили юного дворянина.

Виргиния отнюдь не скупилась на изъявления благодарности; она равно желала привлечь Лоренцо и добиться доброго отношения его дяди. Это ей легко удалось. Герцог восхищался ее красотой; но если глаза его тешила внешность, то сердцу были приятны любезность манер девушки и нежная забота о пострадавшей монахине. У Виргинии хватило зоркости заметить это, и она удвоила свои старания. Когда герцог прощался с нею у дверей дома ее отца, он попросил разрешения иногда осведомляться о здоровье спасенной. Ответ, конечно, был положительным; Виргиния заверила его, что маркиз де Вилла-Франка почтет за честь лично поблагодарить герцога за оказанную его единственной дочери помощь. Они расстались, он – очарованный ее красотой и добротой, она – весьма довольная им и еще более – его племянником.

Войдя в дом, Виргиния первым делом велела позвать семейного врача и занялась устройством комнаты для незнакомки. Мать девушки присоединилась к ее заботам. Отец-маркиз, когда начались уличные беспорядки, встревожился за судьбу дочери и побежал искать ее в обители святой Клары. Он еще не вернулся, и маркиза разослала гонцов во все стороны отыскать его и просить, чтобы поспешил домой, где найдет дочь живой и здоровой. Пока он не явился, у Виргинии было время поухаживать за пациенткой, и хотя она сама была расстроена событиями этой ночи, никто не смог уговорить ее отойти от постели больной.

Потребовалось немалое время, чтобы истощенная горем и голодом женщина пришла в себя. Ей даже трудно было поначалу глотать лекарства, прописанные врачом; но вскоре дело пошло на лад, ведь недомогания ее были вызваны просто слабостью. Заботливый уход, здоровое питание, которого она так долго была лишена, радостное сознание, что ей вернули свободу, общество людей и надежда на возвращение любви – все это способствовало быстрому выздоровлению.

Виргиния сочувствовала своей гостье и испытывала живейший интерес к ее необычайной истории. Но самым удивительным был момент, когда она опознала в ней свою знакомую – сестру Лоренцо!

Да, жертвой монашеской жестокости была не кто иная, как несчастная Агнес. Живя в обители, они с Виргинией много общались; но ведь все верили, что она умерла, и как же можно было в момент встречи признать прежнюю красавицу в этой фигуре, костлявой, как скелет, с искаженными голодом чертами, тем более что тусклые и спутанные волосы полностью скрывали ее лицо… Аббатиса всячески старалась уговорить Виргинию принять постриг, так как наследница рода Вилла-Франка была бы ценным приобретением в ее хозяйстве. Притворная доброта и многочисленные поблажки начали склонять ее молодую родственницу к согласию. Но Агнес, уже хорошо узнавшая мерзость и скуку монастырской жизни, разгадала замыслы настоятельницы. Она беспокоилась о судьбе неопытной девушки и решила открыть ей глаза на положение дел. Она расписала истинными красками неудобства жизни в обители, ограничения и запреты, низкие игры ревности и зависти, мелочные интриги, пресмыкательство перед аббатисой, охочей до лести, даже самой грубой; потом она предложила Виргинии подумать о блестящих видах на будущее. Обожаемая родителями девушка, которую природа и воспитание наделили всеми совершенствами личности и разума, которой восхищается Мадрид, – она непременно обретет и свое счастье, и признание в обществе. Богатство даст ей возможность заняться широкой благотворительностью, оказывать поддержку нуждающимся, и в миру она найдет гораздо больше людей, достойных ее помощи, чем будучи затворницей в обители.

Виргиния восприняла уговоры Агнес всерьез и перестала думать о постриге; но на нее больше повлиял аргумент совсем другого порядка, перевесивший все остальные. Она бывала в гостиной за решеткой, когда Лоренцо навещал сестру; он ей понравился, и ее беседы с Агнес обычно завершались каким-нибудь вопросом о ее брате. А та, обожая Лоренцо, пользовалась всяким случаем, чтобы воспеть ему хвалу. Агнес говорила о нем с восторгом; чтобы убедить слушательницу в том, как тонки его чувства, как развит разум, как изящны выражения, она порой показывала Виргинии полученные ею письма.

Вскоре она заметила, что в итоге этих разговоров у ее юной подруги возникли иные настроения,