class="p1">– Ты того стоила, всех моих усилий и их жизней, – зловеще произнес он, заставляя закрыть глаза, – уж поверь мне, все жертвы были не напрасны.
***
Темнота, бескрайняя и холодная, она окутывает меня, засасывает с головой, я растворяюсь в ней и исчезаю. Мне не страшно, мрак – это часть меня, и я его больше не боюсь. Сожалений не осталось, только пустота, которую заполняет бескрайнее ничто, голодное и ненасытное. Я как будто тону в прохладной черной воде, растворяюсь с ней, избавляясь от всего, что копилось годами. От злости, обиды, тоски – всего, что ассоциируется у меня со словом «родители».
«Мама» – доносится до меня крик, и я просыпаюсь в холодном поту. Сил, пошевелить пальцем, нет, но эхо от крика, которого на самом деле не было, заставляет попытаться оглянуться. Во рту всё пересохло, перед глазами только потолок, каменный, со странной вмятиной где-то по центру, видимо там должна была висеть люстра, но ее нет. Все ещё здесь, в этой клетке. Устало закрываю глаза, и, собравшись, делаю усилие, чтобы сесть. Несколько попыток, но у меня получается только слегка приподнять голову и вспотеть. Прекрасно, мало того, что я выгляжу как грязный огр, так я ещё и пахну так же. Вот уж точно такую «принцессу» никто освобождать не захочет, амбре отобьет всякое желание.
– Клара? – послышался шепот за стеной, от моего, как выразился гном, «подарка».
Интересно он реально думает, что свекровь хоть когда-то кому-то была подарком? Моя-то пока ещё тетка терпимая, пока я ее драгоценного внука под сердцем ношу. Загадывать на будущее не буду, но думаю, ее терпимость быстро пройдет. Плохо это или хорошо непонятно, меня больше волнует, будет ли у нас это будущее. Она всего лишь нежить, а я всего лишь чей-то эксперимент. Серьёзно, я до сих пор не могу поверить! Просто эксперимент! Да, слова моего так называемого дедули и то были приятней. Лучше быть плодом короткой интрижки, чем результатом больных стремлений гнома извращенца. Собственную племянницу на опыты пустил, тварь последняя! И все ради чего? Он сказал, что все жертвы того стоили. Какие ещё жертвы?! В голове не укладывается.
Делаю глубокий вздох, чем больше об этом думаю, тем больше вопросов возникает.
– Клара, девочка моя, ты в порядке? – чуть громче обратилась ко мне свекровь.
– Да, – с сомнением произнесла в ответ.
– С ребенком все в порядке? – снова спросила она куда более заинтересовано.
Делаю усилие, заставляя непослушные руки коснуться живота. Боли нет, есть только жуткая усталость, точно я и не спала совсем, а ещё голод, просто умираю от голода.
– Вы там как? – спросила после паузы, облизав пересохшие губы.
– Мертвые не чувствую боли, – отвечает так, будто это и правда ответ. – Меня правда потрепало, но все в порядке. Я никогда не видела ничего подобного.
Ее тихий успокаивающий голос звучит странно в гнетущей тишине. Где-то наверху качается светильник, а я смотрю на слабо освещенную противоположную камеру.
– Это не его глаза, думаю, что это глаза василиска, – чуть погодя вдруг заявила графиня. – Мои чувства почти исчезли, остались только их отголоски, но когда тот гном посмотрел на меня, я почувствовала страх, как будто снова ожила. Наверное, это излишне, но я была рада хотя бы страх почувствовать.
– В таком случае, почему бы вам не поиграть с ним в гляделки? – язвлю из вредности и от досады.
Она усмехнулась, или мне так просто показалось, но даже этот разговор слегка разрядил гнетущее настроение.
– Страх даже мертвым может внушить либо аура великанов, либо глаза василисков, так что нет, в «гляделки» я с ним играть не собираюсь. Мне даже трудно представить, как он пересадил себе глаза василисков, а тем более научился использовать их взгляд. Это немыслимо, но если учитывать, что он создал тебя…
– Вот не надо здесь верить в бред этого сумасшедшего, – рычу сквозь зубы.
– Клара, – вздыхает тяжело графиня где-то там, в соседней клетке, – ведь у великанов и гномов не может быть детей, это просто физически невозможно!
Отвечаю на ее реплику гробовым молчанием, ибо слышала ее уже не раз. Те немногие, которые знали историю, что поведал мне дедушка, тоже так говорили. Да и в само существование дедушки-великана не верили, но другого объяснения моей силе и ауре дать не могли. В ту единственную встречу я все никак не могла понять, почему он не захотел забрать меня, почему так вглядывался, точно ожидая увидеть ответ на какой-то вопрос. Я ему не понравилась – так решила тогда, раз уж он не дал мне ничего, даже фамилии. Все, что я получила для себя от той короткой встречи с родственником – это осознание, что всего лишь ошибка и обуза для своих родителей. «Они избавились от меня как от мусора», – думала я всегда, но сейчас возникает чувство, что мать была права в своих ращениях. Если бы меня сделал пленницей собственный дядя, сделал жертвой эксперимента, в результате которого я забеременела от великана, то я бы очень разозлилась, не только на «дяденьку», великана, но и на дитя. Теперь становится понятно, почему она от меня избавилась, но все равно возникает вопрос, а как она в таком случае оказалась в той огромной колбе?
– Если он провернул что-то подобное со своими глазами, то это означает, что он вполне мог поспособствовать твоему появлению на свет.
– Вы хотите сказать, у меня даже родителей нет, а я просто чёртов эксперимент?! – дергаюсь, чтобы встать, но голова очень сильно кружится.
Графиня замолчала, я же сильно пожалела, что никак не могу от нее избавиться, слишком сильно кружится голова: ни встать, ни пошевелится даже.
– Кем бы кто ни называл тебя, для меня ты все еще невестка и мама моего внука, – чуть мягче молвила она. – Не важно каким способом мы появляемся на этот свет, главное кто мы есть и какой след оставляем по себе.
– Странно слышать подобное от нежити, – замечаю, чуть так же смягчившись. – Обычно, называя кого-то поднятым мертвецом, вряд ли подразумевают что-то более пустое и безвольное.
– О, поверь мне, в большинстве случаев так и есть, только иногда у мертвецов остается частичка воспоминаний о жизни. Это может быть что угодно: от желания красиво одеваться до желания защищать тех, кто дорог. Обычно, как только сгнивает мозг, они становятся не больше
