нервно облизала губы.
– А захочу, так будешь. Думаешь, так уж сложно – надеть на тебя ошейник? А потом продать. Правда, дорого за тебя не дадут. Теперь уже ты стоишь сущую ерунду.
– А твой поступок – он того стоит? Что ты получишь, забив меня до смерти? Сейчас ты покуражишься, потом придётся отвечать. Это разве того стоит?
Скиольд дёрнул её к себе и пальцами сжал её щёки, будто хотел смять её лицо наподобие куска влажной глины. Ингрид попыталась сопротивляться, но какое там. У неё и раньше-то не хватало сил отбиться от него, а сейчас остатки того, что было, её покинули, а тело стало слишком уязвимым. Всякая мысль о сопротивлении из её головы улетучилась.
– Знаешь, мне сперва было жаль твоего тела, – сказал он. – Восхитительная кожа, прекрасные округлости где надо. Конечно, будь ты полнее, выглядело бы лучше, но и так сойдёт. И всё же я добьюсь своего, даже если придётся разрезать тебя на кусочки. Поняла? Ты и в самом деле хочешь, чтоб тебя пытали? – Она замотала головой. – Ну вот. Я хочу, чтоб ты осознала: или будет по-моему, или никак. Давай, начни вести себя прилично. Ты ведь любишь меня, девочка?
– Ты просто ублюдок.
Пинок. Сильный. Больно. Очень больно. Даже перед глазами потемнело.
– Давай поговорим о происхождении каждого из нас, давай. И о твоём в особенности.
Тут он ослабил хватку.
Ингрид не знала, зачем она вообще пошевелилась. Может быть, чтоб улечься поудобней, найти положение, в котором не будет болеть проклятое ребро. Может быть, затем, чтоб попытаться уползти. Она уже плохо соображала, что и зачем делает. Но в итоге получилось так, что, собравшись и поджав ноги, она с силой распрямила их и попала Скиольду прямо в пах.
Этого он не ожидал. Он согнулся, уткнулся головой в край кровати, и потому вой получился приглушённым. Ингрид попыталась скатиться с постели, но лихое движение не получилось, и на пол она перебиралась с грацией беременной бегемотихи, едва шевелясь, чтоб не разбередить слишком сильно ушибы и раны и не отключиться. Обошла кровать, прицелилась, попыталась посильнее пнуть Скиольда в шею, чтоб наверняка, но он, воин до мозга костей, даже корчась от боли, сумел так прикрыть уязвимые точки тела, что вряд ли у неё получилось бы хоть что-то путное. Даже если б повезло. Она попыталась ещё и ещё раз, но удобный момент был упущен, и её пленитель, взяв себя в руки, хоть и с трудом, но приподнялся.
Он схватил её за ногу, дёрнул, и молодая женщина полетела на пол. Удар вышиб дыхание и обжёг тело болью изнутри. Ингрид свернулась клубочком, и очень своевременно, поскольку на неё обрушились удары. Кривясь от боли, пригибаясь, Скиольд принялся избивать её, и даже умудрялся делать это так, чтоб ненароком не пришибить пленницу вовсе.
Ингрид едва стонала, тесно прижималась к полу; ярл наконец успокоился и встал над нею, тяжело дыша.
– Тварь. Грязная шлюха. Ладно. – Он выдохнул. – Зачем тебя жалеть. Вообразила себя невесть какой ценностью, и только потому, что решила, будто моя мать на самом деле тебя любит? За одно это я тебя сотру в мелкий песок. С огромной радостью. – Он ещё раз пнул названную сестру. – Никто и никогда не оспорит её любовь ко мне, ясно? – Выглянув из комнаты, Сорглан позвал одного из тех пожилых воинов, которые раньше ходили с ним в походы, а теперь присматривали за хозяйством. – Возьми её. Во двор и в колодки.
– До утра? – усмехнулся, разглядывая почти обнажённое девичье тело, крепкий шестидесятилетний старик, одноглазый и без левой кисти.
– Давай до утра.
– Можно, ярл?
– Нет, – отрезал Скиольд. – Перебьёшься.
Ингрид вытащили из комнаты.
Скиольд, как только смог, налил себе пива, чтоб заглушить остатки болезненных ощущений, а потом пошёл посмотреть, что на этот раз привезли его люди – припасы и меха как раз выгружали с кораблей. Их было маловато, но на ту скромную сумму, которую ярл выручал со своего хозяйства, он мог жить сам и кормить своих людей, а богатства добывал другими способами.
Скиольд приказал распаковать тюки и принялся перебирать искрящиеся меха грубыми узловатыми пальцами. Лицо его помягчело и стало почти нежным – он испытывал особенную тягу к «мягкому золоту». Да и само золото он любил едва ли не больше, чем женщин – те вызывали у него только временную тягу, а потом презрение. Красивые игрушки, необходимые мужчине, чтоб получить наслаждение и сбросить напряжение, не более того. Золото же – это овеществлённая власть. Та, которую можно подержать в руках и запереть в сундуке.
Продукты он велел перенести в кладовые и поставил двоих доверенных людей, чтоб проследили за этим. Не углядишь за рабами – и, смотришь, пол-окорока пропало, а окорок – это не та еда, которая подобает слугам. Полотно же – льняное, конопляное и шерстяное, скатанное в тугие валики – он велел нести туда же, где будут храниться меха. Всё, что сделано человеческими руками, можно продать и превратить в золото или серебро.
С корабля в конце концов спустили и перепуганных девушек, и даже не двух – сразу трёх. Крестьяне Скиольда, стремительно бедневшие, всё чаще были вынуждены откупаться своими детьми, и с меньшим сопротивлением отдавали дочерей, потому что их ведь полагалось обеспечивать приданым, а в результате добро уходило в чужую семью. Каждый же следующий сын – опора хозяйству, лишняя пара рук, которая всегда пригодится. Единственная проблема, с которой уже успели столкнуться подвластные Скиольду деревни, заключалась в том, что молодым мужчинам перестало хватать невест, а из других поместий и соседних баронств в земли ярла дочерей мало какой полоумный отдавал.
Ярл оглядел девушек со всех сторон. Одна полненькая, помятая, другая тощая, совсем некрасивая, а вот третья ничего себе. Маленькая, ладная, хоть и не красавица, но очень-очень… За неё можно будет взять цену. Скиольд показал, чтоб девчонок повернули так и эдак. И дело тут было не только в том, чтоб всё до мелочи рассмотреть. Вчерашние крестьянки сразу должны понять своё новое положение.
Скиольд взял за плечо некрасивую девицу и насильно повернул боком. Плоская как доска, смотреть противно.
– Разве нельзя было найти что-нибудь получше? – недовольно спросил он того из своих людей, который возглавлял отряд, ходивший собирать подати в нынешнем году.
– У той семьи больше ничего и не было. Сын этим летом свалился
